ХАТЕНКИ с подбитыми боками, словно ребятишки гоняли их дубинками и разбросали где попало, в окружении солидных амбаров и продавленных погребов - такой кажется деревня Снижи каждому, кто въезжает в нее со стороны Дмитриева, этого скучного городка Курской губернии. Летом 1928 г. я заехал в Снижу вместе с секретарем Дмитриевского комитета ВЛКСМ Курбаном. Он отлично правил лошадью и, указывая на убогие хатенки, из окон которых выглядывали испитые лица крестьянок и высовывались взлохмаченные головы ребятишек, говорил мне:
- Избы коллективщиков сразу узнаешь, а эта часть деревни все еще раскачивается... умом раскидывает...
- Матрос Чижик, дома? - обратился он к проходившему стороной старику - крестьянину.
- Известно, дома, где ж ему быть?.. В коммуне... - недружелюбно протянул старик и проводил нас долгим насупленным взглядом.
- Это один из «критиков» коллектива, соратник здешнего кулака Круглова, - кивнул в его сторону Курбан.
Амбар на лужке обозначал границу, за которой начинались постройки той окраинной части деревни, примыкавшей к лесу и мельнице, что за исключением немногих хозяев перешла на коллективную обработку земли. Избы здесь отличались, прежде всего, своею добротностью, опрятностью; перед многими из них вдоль улицы выстроились уютные палисадники.
Курбан остановил лошадь у одной из последних изб. Это была старая, но крепкая еще изба с резным крыльцом и небольшим палисадником. Под вишнями и молодыми яблонями выстроились двадцать шесть окрашенных в разные цвета ульев. День стоял солнечный, теплый, на полях созревали хлеба, и воздух пел, переполненный пчелами, возвращавшимися к своим ульям от гречки и полевых цветов.
Нас встретил вышедший из палисадника флегматичный на вид парень в матроске с распахнутым воротом, обнажавшим крепкую и темную от загара грудь. На лице его нельзя было разобрать: удивлен ли, обрадован ли или недоволен он нашим приездом. Он спокойно поздоровался с нами, спокойно спросил о последних событиях политической жизни, взял от Курбана лошадь и отпряг ее; и только тогда позвал нас в избу закусить после дороги, так же спокойно отклонив все наши доводы, что есть мы не хотим, в избе душно и что хорошо бы погулять по леску и поговорить по душам на свежем воздухе.
В избе действительно мы долго не засиделись, разговор не клеился, хозяйка, мать Чижикова, суетилась, не зная, чем угостить нас, и, наконец, зачалила на всю избу. Мы поспешили выбраться «а воздух. Но - все же Чижиков успел показать мне засиженную мухами фотографическую карточку: на палубе военного корабля столпилась вокруг лежащего матроса вся судовая команда. Тыкая пальцем в бравого матроса, стоявшего спереди, Чижиков задумчиво сказал:
- Вот это я. Хорошее было время. В 1927 году демобилизовался, и вот жалею... это мы товарища хоронили... в машинном задавило его.
Мы шли через редкий лес к водяной мельнице. Здесь Чижиков оживился, суровое лицо его стало приветливым. И пока шли к реке, он рассказал нам всю историю организованного им коллектива. Мы у него не спрашивали об этом, он даже не знал и не поинтересовался, зачем мы собственно к нему приехали, а говорил обо всем так, словно это была самая наболевшая тема, без которой немыслим был между нами никакой разговор.
- Да, - говорил он, - трудно пришлось нам спервоначала. Мужики на двадцати собраниях раскачивались, прежде чем что - либо решить. Сперва записалось сорок два хозяйства, а на другой день приходят и говорят: «Выпиши, жены ругаются, грозят из дома выгнать». Так шестнадцать человек и ушло. Многих, конечно, не жена, а Круглов настращал или отговорил...
Последнему Чижиков дал такую выразительную характеристику:
- Если взять критику на Чемберлена, точь - в - точь Круглов получится.
Дальнейшие события в жизни новорожденного коллектива следовали таким порядком.
Он, Чижиков, поддержанный двумя комсомольцами, взялся за дело организации коллектива не ради шутки, как сперва решили местные кулаки, а всерьез и надолго. Авторитетом среди крестьян Чижиков пользовался немалым, и это встревожило Круглова, который почуял в коллективе будущего своего врага. Первым долгом он дал члену сельсовета Евдокимову десять рублей: «пропивай, мол, да говори всем, что матрос ни в какие комиссии не уполномочивался, и что коллектив не что иное, как вторая барщина, хуже совхозов, что комсомол задумал все это для хулиганства - дай, думает, поморочим стариков да посмеемся над ними, когда они будут работать на нас, а мы подгонять их да покрикивать: «эй вы, анархизмы!»
Но никакие ухищрения Круглова не помогли. Собрания, на которых ставился вопрос о работе коллектива, правда, были бурные, даже с участием хозяек, на - присно приходивших ограждать мужиков от всякой «напасти». Но в конце концов общество уступило и отвело коллективу 150 гектаров самой худшей земли, что была рядом с песками. Коллектив начал работать под общее хихиканье. Никто не верил в дело, начатое им. Однако первое же лето показало высокую урожайность коллективных полей; стала нона выгода от коллективной формы землепользования, и к Чижикову приходили колеблющиеся и почесывали в затылках.
- Запиши, брат... была не была, рискну...
К лету 1928 года коллектив уже насчитывал в своем составе 35 хозяйств, из которых 14 было бедняцких, а 5 вовсе безлошадных и безинвентарных. Юридически оформившись, коллектив приобрел в кредит машины: саможатку, соломорезку, сортировку, молотилку, сеялку, 9 сакковских плугов... Трактор приобрести пока духу не хватило. Ввели девятипольный севооборот. Сейчас подумывают о дальнейших шагах, о коммуне. С завистью поглядывают на бывшие помещичьи имения, в которых на лучших угодьях поселились совхозы; многие из ник обрабатывают землю наемным трудом или сдают ее в аренду тем же крестьянам, не вводя притом никаких улучшений в хозяйстве и не помышляя о переходе к коммунистическим формам хозяйствования.
- Вот бы нам их службы да землю. Вмиг переселились бы и зажили коммуной. А то попробуй, сорганизуйся тут, когда врозь приходится жить! В поле только и встречаешься... ни то, ни се выходит... - так часто судачили коллективщики, когда речь заходила о совхозах.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К выпуску нового комсомольского фильма
Второй отчет читателям