ВАНЯ Тарабукин молод, по молодости лет не попал он в ряды бойцов за пролетарскую революцию и лишь успел попасть в ряды советских работников. Жизнь не баловала его. На своих камнях и нечистотах взрастил его город бледным и тощим. Но теперь ему повезло.
Порадовалась его мамаша, старая прачка Матрена, чистой должности сына, очистила радость ее душу, захарканную, поруганную в городских трущобах, и померла она, чтоб не тревожить сына, в деревне, на полатях, потихонечку, в осеннюю долгую ночь. Остался Ваня один, в приличной комнатке, с приличной службой. Жить можно.
Должность Вани Тарабукина небольшая. Пузатый, с громыхающим, подвижным панцирем огромный стол, напоминающий его фантазии какого - то допотопного из породы этих дино - трино - завров, оставляет Ване маленький уголок окна, в который ясными деньками на часок заглядывает луч солнца, а в пасмурные - все - таки видно, идет дождь или снег.
От остальной конторы отгораживают Ваню тучные книжищи, сложенные в пирамиды на левом конце стола. Это создает некоторый уют; вид конторы, заваленной грудами книг и бумаг, с людьми, робко высовывающими из - за них свои мертвенные головы на тощих шеях, производит на Ваню какое - то неприятное впечатление, особенно в сумерки. В сумерках головы, выглядывающие из - за бумажных груд становятся еще отвратительней, очки сливаются в сплошные, багровые волдыри, провалы щек чернеют, как у мертвецов, уши топырятся, кажется, они вот - вот зашевелятся у этих удавленных грудами бумаг... Хорошо, что сидит он в своем уголке совсем невидимый за пирамидой гроссбухов. Сзади его защищает огромный, черный от времени, шкаф, в котором важно покоятся те же гроссбухи с утробами, заполнеными сонмами цифр. Постоянно перед Ваней раскрыта одна из этих книг, и он своим аккуратным, голендястым почерком заполняет пустоты бесчисленных граф цифрами с разных бумажек, приводя их в порядок в систему, увековечивая.
Настоящая цель и смысл этих цифр уплывают в его сознании и подмениваются их внешностью и неким потусторонним смыслом, например: цифра 250 - кажется Ване самой красивой, и чем чаще она попадается, пусть разбавленная уходящими нолями, тем он больше приходит в хорошее состояние духа. Самое нелепое сочетание для него - это семь и единица. Например: 17, 17, 17, - да ведь это ряд виселиц и приговоренных около них! Есть цифры и добродушней, например, 8. А сочетание 88 - чем не самодовольная, добродушная парочка слегка располневших супругов?
Словом, в цифрах целый свой мир. Когда Ваня читал «Мертвые души», то Плюшкина представлял он в виде цифры 9, - противная, скупая закорючка. А Манилова с супругой и с детками именно восьмерками, нисходящими с самых крупных до малюсеньких, так: 88 888.
Погруженный в мир этих цифр, труд свой Ваня обожал. С отчаянным рвением извлекал он их бесчисленные сонмища из хаоса бумажек, строил в шеренги, в когорты, создавал пирамиды из погибших. Делил, переносил через много белых страниц, незавоеванных земель, ставил на - страже вновь открытых, как завоеватель, как полководец... Плох тот солдат, который не хочет быть генералом, а какой же тот полководец, который не стремится быть командармом?! Ваня не из таких. Основная мечта его - быть командармом чисел - бухгалтером.
Главбух! Как звучит - то?! Добраться до этого поста однако не так легко. Ой, сколько же нужно постичь!
Голова Тарабукина идет кругом. Курсы, кружок счетоводов, во всем этом участвовал Ваня, но ему показалось, что главное - это полюбить цифры, постигнуть их тайный смысл и тогда что - то откроется ему и вдруг... он главбух!
Словом, герой наш, обладая пролетарским происхождением, службой, любовью к труду и надеждами на выдвижение, мог вполне быть счастливым. Однако нет. Вся беда его в неудачной внешности. Я - не за смазливую внешность; беленькая, голубоглазая рожица Вани как раз не лишена смазливости, но вглядитесь вы в этот вот значок: какой нелепый! От сиротства ли, от забитости и неправильного питания да от канцелярской работы, неизвестно отчего, только фигура Вани, его тонкие ноги, выпуклый, пирожком, живот, вогнутая впалая грудь, спина, основным костистым выгибом и, наконец, согнутая последней закорючкой большая голова на тонкой шее - все это так и копирует вопросительный, выскочивший кажется из самых глубин канцелярщины, знак.
Проклятая фигура, сколько мучений приносит она Ване, больше всех он сознает ее досадную нелепость. Она налагает свой отпечаток на Ванину жизнь, на характер. Толкает его к застенчивой мнительности, к индивидуализму, к уходу от действительности. Он не любит ходить ни в театр; ни в кино, туда, где много людей, он завел себе радио - приемник и, приходя со службы, надевает наушники, заваливается на диван и плюет на все соблазны мира. Когда устает слух, он берет возлюбленную им литературу и развлекается чтением.
Серьезная литература не занимает Тарабукина, особенно русская. Ну, что читать о нашей серой российской жизни, о неурядицах, страданиях, - все это и так известно. А вот уводит книга от серой действительности в иные страны, в невиданную жизнь, дает заманчивые приключения, - тогда это стоит почитать. На чтение смотрит Тарабукин, как на удовольствие, как на одно из тонких наслаждений приятной жизни. Почитав на сон грядущий, хорошо было продолжать удовольствие. Ну, какая уж это литература, которая не дает пищу мечтам! Мечты у Тарабукина - продолжение прочитанного. Похожи они на бесконечный приключенческий роман, который рассказывает он сам себе в уме, причем и героем романа является он сам, - так приятней.
- Ну - с, на чем мы остановились, - так приступает он к мечтаниям, укладываясь в постель, накрываясь с головой одеялом. В абсолютном мраке ярче встают видения, мечты боятся резкого электросвета.
- Да, мы остановились, как разбился корабль и мужественно борется преследуемый роком Тарабукин с яростными волнами, с нечеловеческой ловкостью увертываясь, отбиваясь, попадая пятками то в нос, то в глаз неповоротливым чудовищам Африки - аллигаторам. Играет Рок Судьбы, спасен геройский Тарабукин, и бархатный песок тропического прибрежья ласково принимает измученное молодое тело. Один он выплыл из всех несчастных товарищей своих. И засыпает обессиленный мореплаватель, убаюканный горячей тропической ночью...
В этом духе и идет продолжение бесконечного приключенческого романа, пока наш герой и не засыпает, в самом деле. Частенько мечты принимают более заманчивые формы. Ведь ничего ни стоит им вызвать красавиц любого оттенка красоты, любого цвета тела и заставить полюбить героя. В таких случаях мечты кончаются переходом к некоторой действительности. Вот одно из таких продолжений:... Спал он, убаюканный горячей, дурманящей ночью тропиков, беспокойно. Ему казалось, сама ночь наклонилась над ним и тысячью влажных уст целует его... Но он ошибался, не ночь целовала его: нагие негритянские девушки, дети природы, отыскавшие мореплавателя на берегу, прельщенные его белым телом, дарили спящему свои робкие ласки... Когда он проснулся, они не застыдились и не убежали, как антилопы, шурша в зарослях лиан. Окружив гирляндой горячих, смуглых тел, они повели живую находку паковать своей черной царице. Он пошел, «предвкушая сказочное. Царица лежала на ложе из мягких антилоповых шкур, под сенью пальмовых ветвей. Ее сверкающие глава, блестящее черное тело были образцом пылающей южной красоты. Скучающая царица залюбовалась необычайным юношей. Она из своих рук напоила его сладким кокосовым молоком, накормила розовым мясом антилопы, и какой - то таинственный напиток влил в его жилы огонь, мускулам придал силу и бодрость. Он загорелся желанием, и черная царица увлекла его на свое роскошное ложе. От такого ухода в царство призрачных мечтаний Ваня Тарабукин бледнел, хирел и фигура его становилась все нелепей.
Это тем досаднее, что в двадцать лет все, и даже фигура, исправимо. Ваня чувствует это, только пути исправления ищет довольно своеобразно, а именно: на последней странице «Известий» в объявлениях. Он жадно пробегает глазами все объявления о мужских корсетах, выпрямителях, усовершенствованных подтяжках и тому подобное. И в многочисленности недвусмысленных приспособлений отыскивает себе утешение: раз целые мастерские вырабатывают их - сколько же потребителей? Не один я такой урод?
Долго жила в нем наивная вера в силу этой бездушной механики. Последнее слово ее, патентованный и премированный спинодержатель он закупил на все свои сбережения. И овеянный мечтами предмет скоро приступил к выполнению надлежащих функций.
Подошел трехлетний юбилей учреждения. По этому существенному поводу был объявлен «семейный вечер». Как нельзя кстати - Ваня давно заприметил чернобровую, веселую девчонку из экспедиции. Ее смешливые глаза и волновали и пугали его, когда он вспоминал о своей фигуре. Он успел переброситься парочкой любезных фраз да несколькими взглядами. Теперь, на вечере, столько возможностей укрепить мимолетную дружбу глаз.
Как рыцарь доспехи, с пылающим лицом одевал он перед зеркалом поскрипывающий, блестящий спинодержатель. Когда застегнул все пряжки, дыхание стало порывисто, в глазах появилось новое, трудно определимое выражение, а сердце переместилось выше.
С первых же шагов почувствовал Ваня, что ношение спинодержателя подвижничество. Но не пристрастие к, веригам, а любовь удержала его в тесных рамках спинодержателя. Страдающий и восторженный взгляд его скоро встретил лукавый и целительный взгляд Маруси.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.