На линии огня

Подходили с вопросами конструкторы, работавшие у вертикальных чертёжных досок, звонили из сборочного цеха, два раза его вызывал директор завода. Но эти помехи в нашей беседе только помогли мне лучше понять то, что рассказывал Химия, смуглый худощавый человек с живыми глазами южанина.

Он демобилизовался в августе 1945 года и вернулся на Уралмаш, в то самое проектное бюро, где работал до войны.

Сначала ему показалось, что он разучился обращаться с рейсшиной и циркулем, разучился не только чертить, но и пространственно мыслить.

Однако это было лишь проявлением его всегдашней требовательности к себе и большой скромности.

Первую же порученную работу Химич выполнил отлично. Это был проект стана для прокатки полосового железа. Работу Химича показали приехавшему на Уралмаш московскому профессору, доктору технических наук Целикову. Профессор взял карандаш и надписал на уголке проекта:

«ПОДОБНОЕ МОГ СДЕЛАТЬ ТОЛЬКО ЧЕЛОВЕК, ВДОВОЛЬ ИЗГОЛОДАВШИЙСЯ ПО КОНСТРУКТОРСКОЙ РАБОТЕ».

Задание по «рельсобалке» Уралмаш получил летом сорок шестого года, вскоре после того, как Верховный Совет утвердил послевоенный пятилетний план.

Химича и его друга — инженера-электрика Николая Еремеева — послали в командировку в Магнитогорск изучить работу заграничных и уралмашевских станов.

В Магнитогорске они жили в узеньком номере заводской гостиницы с хлопающими от ветра портьерами, описанными ещё Валентином Катаевым в романе «Время, вперёд!»

Химичу и Еремееву были милы этот номер, и площадь перед гостиницей со статуей Сталина в развевающейся шинели, и розовое зарево над заводом, и весь этот город, овеянный романтикой первой пятилетки.

Инженерами и мастерами работали многие их сверстники, знакомые по вузовским аудиториям, по комсомольским субботникам, по фронту.

В гигантском прокатном цехе Химич спрашивал мастеров:

— Как немецкий стан «Демаг»?

— Скрипит.

— А наш, уралмашевский?

— Вашего мы не слышим.

Это была высшая похвала. Если прокатчик говорит, что он «не слышит», как работает стая,— значит, стан работает хорошо.

Так зрела у Химича и Еремеева мысль о возможности создать такую конструкцию, которая превзойдёт лучшие образцы зарубежных станов.

Вернувшись в Свердловск, они сразу взялись за работу.

Дни и ночи напролёт просиживали над проектом. Как бы снова вернулась юность — комсомольская юность с её дерзаниями и самоотверженностью. Но если тогда, в 1932—1934 годах, даже простое освоение пушки Брозиуса было трудным делом, требовавшим напряжения всех творческих сил, то теперь они бросали вызов технике капиталистического мира, они создавали нечто новое и неслыханное в мировом прокатостроении!