Л. Пахомова. Высокая техника фигуриста, не только танцора, характеризуется, как мы говорим, «рёберностью». Это — общее понятие. Исполнение каждого движения, каждого самого маленького движения и даже части движения складывается у фигуриста из того, как он это делает коньком. Постановка конька (на ребро) должна быть безукоризненной, близкой к идеальной. У нас, например, не существует движения по прямой, я имею в виду по прямой абсолютной. То есть может быть какая-то комбинация движений, которые строятся по прямой, но сами движения состоят из дуг. Или вращения. Вращения для фигуриста не самоцель. Это не проблема. Иногда считают, что чем больше фигурист оборотов сделает, тем он техничнее. У нас не это главное. Можно сделать очень много оборотов, но вращаться неправильно, с плохой центровкой, с неправильной постановкой конька, шумно.

Иногда зритель не может объяснить себе, что именно ему понравилось. Но он может четко сказать себе: «Мне понравилось, как они катались, как легко, как плавно, как совершенно незаметно, как будто без толчков они танцевали какой-то танец». Зрители это видели. Судьи — тем более. В основном судьи оценивают исполнение, а когда они оценивают исполнение, они смотрят прежде всего ниже коленей (чего никогда не делает зритель).

«Смена». И в то же время непрерывность танца, его органичность, естественность суть проявления артистичности, музыкальности спортсмена, а эти качества уже подлежат категории оценок за «артистичность». Так?

Л. Пахомова. Правильно. Но на высоком уровне исполнения техника и артистизм должны сойтись. Они как бы стремятся друг к ДРУГУ.

«Смена». Можно ли в таком случае вывести некий идеал танцора?

Л. Пахомова. Идеал? Совершенства никто не достиг, хотя каждый к этому стремится. В танцах такая категория оценок вообще невозможна, потому что тут не отдельные танцоры, а пары. А сравнивать пары трудно, они все разные. За всю историю танцев я не знаю двух сильных пар, которые были бы похожи... Тенденции в танцах выделять трудно, потому что здесь существуют разные школы, с разными традициями. Танцы созданы были в Англии много лет назад и представляли из себя совсем иное зрелище, нежели сегодня. Американцы вообще катаются по-своему. А советская школа отличается и от той, и от другой. Отсюда разные стилевые особенности и разные технические приемы. Иной раз наши коллеги берут русскую музыку, но исполняют ее по-своему. Или наши фигуристы берут музыку американских композиторов и исполняют ее так, как предписывает наша школа. Я наблюдаю следующее: происходит взаимообогащение и поиск каких-то новых выразительных средств. Если зарубежные школы учатся у нас артистичности, то мы иной раз учимся у них особым приемам техники.

Последние десять лет у нас поиски велись по пути оригинальной балетмейстерской мысли. Кто оригинальнее, интереснее и новее выразит себя в своем танце, тому отдавалось предпочтение. Но мы слишком увлеклись, утратили чувство меры, гак что равновесие было нарушено. Торвилл и Дин недвусмысленно намекнули нам своими танцами последних лет, что неплохо бы посмотреть вниз, неплохо бы увидеть свои ноги, свои коньки и призадуматься над тем, а что там делается, в то время, как мы всецело заняты созданием художественного образа. Нас немножечко вернули в спорт. Так что сейчас уже идет поиск в плане изобретения новых средств, наших, специфических, ледовых. Если раньше мы брали больше из балета, то сейчас начинаем искать у себя, придумывать новые элементы. оригинальные приемы владения коньком...

«Смена». И вот мы по логике подошли к щекотливому вопросу. Предположим, вам удалось воплотить свои замыслы в жизнь. Но всегда ли безошибочно мнение судей? Ведь среди них могут быть и такие, которые необязательно разделяют ваши взгляды на развитие фигурного катания? Каково вообще ваше отношение к судейству?

Л. Пахомова. Когда мы выступали с Сашей, мы не знали своих судей. Мы здоровались, улыбались, но мы не знали, кто эти люди. Они иногда к нам подходили и что-то советовали, но мы не знали, кто они. Мы воспринимали этих людей как специалистов. Иногда Чайковская говорила: «Вот идет судья, поздоровайся». А я спрашивала: «Кого судит этот судья?» А она говорила: «Этот судья судит тебя, и судил тебя сегодня утром, и будет судить завтра вечером». Но как нужно относиться к судьям, я не могу посоветовать. Мои ученики, наверное, знают своих судей, и, наверное, они принят, какие оценки им ставили, кто добрый, кто злой. Нам как-то жилось легко. Мы ко всем относились ровно, думали: «Раз низкую оценку поставили, значит, что-то было плохо...» Как тренер, я знаю их. И я знаю всего несколько судей в мире, которым могу полностью доверить оценку моего труда и труда моих коллег, моих учеников. Но большинство из них — это люди, для которых основной критерий: «Нравится или не нравится». Поэтому для внутренней оценки того, что я делаю, я больше ориентируюсь на специалистов, своих коллег, тренеров, и наших и зарубежных. Судейство в фигурном катании — вещь очень непростая. Особенно в танцах. Здесь нет точных критериев. Ну, сложность... А что такое сложность? В правилах это не оговорено. Я, например, могу считать сложным простое движение в быстром темпе или простое движение, которое исполняется в неудобном положении, — выглядит просто, но технически трудновыполнимо. Сложным может быть медленное движение, которое исполняется с наклоном. Сложными могут быть темп, частота движения. Так что многогранно понятие «сложность». А понятие «артистичность» тем более. Один считает артистичным фигуриста, у которого красивое лицо и улыбка. Другой ценит большой шаг, третий — музыкальность, гибкость. Самое обидное в любом творчестве — быть непринятым. Иногда это — быть непонятым.

«Смена». В искусстве, а мы убедились, что и танцы на льду принадлежат к этому роду деятельности, роль судей выполняет критика и частенько при этом допускает промахи. В таких случаях окончательный приговор выносит время.

Л. Пахомова. Да, такое бывает и у нас. Иногда танец опережает свое время, ни публика, ни судьи не готовы к его восприятию. Только такая ошибка, увы, непоправима. Танец станцевали, и его нет. Если его станцевать в другой раз, это будет уже другой танец. Если нас поймут и оценят позже, это будет только утешение, а не признание. Иногда мы смотрим в записи танец, который в свое время вызывал споры, недоумение, непонимание, и удивляемся, что тут было непонятного — таким он кажется простым, милым.

«Смена». Но каков же выход из тупика? Эксперимент чреват непониманием, а непонимание означает поражение. Спорт немыслим без стремления к победе, искусство без эксперимента. Как же разрешается это противоречие?

Л. Пахомова. Надо экспериментировать. Но для этого существует особая тактика, что ли. Можно выделить два этапа. Когда спортсмен начинает свою карьеру, он может и должен экспериментировать, терять ему нечего. Когда он занял место в элите, тут ему иной раз приходится придерживаться существующих канонов, правил, традиций, чтобы приблизиться к эталонам, а эталон — это уж никак не авангард. Допустим, ему удалось занять позицию лидера благодаря такому компромиссу, и теперь уже так: если это талант, если это думающий человек, то он использует свое видное со всех сторон положение и начнет вновь искать, и все пойдут за ним, и тоже будут искать. Если у него не хватит способностей и характера, то он будет цепляться за свое место, за свои прежние штампы и сгорит на них. Й следующие, стоящие за ним — они не понимают, что им делать, они стараются держаться за своего предшественника, который сгорел на своем коне деревянном, они стараются ему вторить, чтобы понравиться судьям, и в результате их рост тоже останавливается. И вот тут-то вырываются пятые, шестые, более оригинальные, более смелые... Но я считаю достойным уважения, когда лидер решается пойти на риск — в своих поисках, в своих идеях.

В заключение нам остается поблагодарить Людмилу Пахомову от лица всех читателей, кому интересен этот популярнейший вид спорта. Расширить представление о тех сложных, противоречивых явлениях, которые сопутствуют танцу на льду, было главной целью нашей встречи. Но мы бы покривили душой, если бы стали скрывать вполне естественное, чисто человеческое любопытство, которое вызывает в нас знакомство со знаменитой спортсменкой. Уместно поэтому упомянуть, что, став тренером, Людмила Пахомова сознательно стала на тот путь жертвенности, который ее изумлял в свое время в ее тренере Е. Чайковской. И у нее своя семья и те же заботы жены, матери, дочери. Разница лишь в том, что она, помимо тренерской деятельности и общественной работы, преподает в ГИТИСе (ее дисциплина «композиция на льду») и заведует там отделением «Балетмейстер фигурного катания». Каким образом ей удается совмещать все это и как она организует свое время — вопрос настолько интересный, что требует отдельного интервью. Удовлетворимся пока тем, что сама она, как мы слышали, этой «странной» жизнью довольна. Мы убедились: это — личность. Личностью она была на льду, личностью остается и сейчас.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.