«Смена». Людмила Алексеевна, судя по адресованным к вам вопросам, интерес, проявленный читателями, сосредоточен вокруг двух основных тем. Первая — ваша тренерская деятельность. Вторая — настоящее и будущее танцев на льду. Начнем по порядку. Вспомните, пожалуйста, подробности вашего дебюта в качестве тренера.

Л. Пахомова. Решение стать тренером было в некотором отношении неожиданным для меня самой. Я, конечно, знала, еще когда мы выступали, что моя работа будет связана с фигурным катанием: слишком много сил и времени было отдано этой сложнейшей, уникальнейшей спортивной специальности... Но вот как раз тренером я становиться не собиралась. Что это такое — тренерская работа, я имела возможность понять за годы постоянного общения со своим тренером Еленой Чайковской. Мы на высоком уровне шли последние шесть лет. Работали на пределе нервных и физических возможностей. Бремя лидеров — очень и очень тяжкая ноша.

Резкие перепады настроения, то тревоги, то радости, волевое преодоление постоянно возникающих трудностей и помех, в виде болезней, скажем, — все это было привычным жизненным фоном. И вот, зная, что у моего тренера семья, ребенок, и зная, что все это отодвинуто у нее на второй план, а на первом месте эти драмы, эта борьба, наш успех, наши промахи, — видя все это, я твердо решила, что никогда не буду тренером.

Я думала: «Мы добились той цели, которая перед нами стояла, о которой может мечтать каждый спортсмен, и опять все начинать заново, уже с учениками, неинтересно». И кроме всего прочего, я считала, что просто не выдержу — такая накопилась нервная усталость. И так вплоть до самого последнего момента. Я твердила себе, что мне это не нужно, что через все это я уже прошла, все пережила... А потом вдруг открылось, что мне не обойтись без этой жизни и даже, наверное, без этого изнурительного ритма. Но дело, конечно, не только в привычке, остается огромный опыт, появляются какие-то свои идеи, и, естественно, возникает желание как-то все это реализовать, кому-то передать то, что с таким трудом постигла сама... Вот так вышло, что я все-таки решила попробовать. Причем даже без паузы. Я начала работать тренером в тот же день, когда состоялись наши торжественные проводы. Это была встреча с парой Карамышева — Синицын. Они тогда выступали в Свердловске, я помогала им в подготовке к сезону. Сильная, серьезная пара. И в те же дни состоялось мое знакомство с юными фигуристами, которые сейчас составляют костяк моей группы в ЦСКА.

«Смена». Этот вопрос часто задают начинающему тренеру, чье блестящее спортивное прошлое еще у всех в памяти: «Что труднее — выступать или тренировать?»

Л. Пахомова. Это совершенно разные вещи. Единственное, что можно сравнивать, так это эмоциональное состояние тренера и спортсмена во время выступления. По степени нервной напряженности, ответственности, взволнованности они идентичны. Но причины, вызывавшие это состояние, различны. Спортсмен полностью перевоплощается в тот образ, который он должен сейчас продемонстрировать зрителям и судьям. А тренер, напротив, должен быть предельно трезв и холоден, проявлять только такие эмоции. которые могут помочь его ученику выйти на старт в нужном состоянии. Тренер не позволяет себе увлечься тем, что сейчас увлекает зрителей. Он не просто смотрит, он анализирует.

«Смена». Ваши воспитанники из ЦСКА Анненко — Каркачев стали чемпионами мира среди юниоров. Можно ли говорить в данном случае, что успех тренера предопределен умным отбором?

Л. Пахомова. Интересного при отборе я еще ни разу не видела. Когда приходят молодые спортсмены, самые маленькие в 10 лет, иногда в 12, 14, — все равно надо начинать с нуля. Они по-разному обучены кататься, у них разный уровень хореографической подготовки. В этом возрасте важно гармонически их развить, подготовить к тяжелой, серьезной работе, их надо «растанцевать»... Конечно, есть спортсмены, одаренные от природы музыкальностью, артистичностью, но это еще не гарантия на будущее. Потому что после 18 лет вы открываете совершенно другого человека, и вот только тогда начинается самое главное. Этот переход очень болезненный. Происходит перестройка всего организма, меняется мироощущение, формируется мышление. Как раз в этот период они должны доказать, что они взрослые.

«Смена». Оставляя в стороне вопрос о природных данных и внешних обстоятельствах, какие проявления личности спортсмена-фигуриста вам кажутся необходимыми условиями для успеха?

Л. Пахомова. Прежде всего ответственное отношение к делу. Подготовка физическая, хореографическая, специальная происходит постоянно, с самых первых шагов на льду и до самого последнего выступления. Вот сегодня ты последний раз выступаешь, но ты должен и сегодня заниматься и тренироваться. Если что-то уйдет из поля зрения, если чему-то уделить второстепенное внимание, тут же это выйдет наружу. Второе — достаточно высокая внутренняя культура. Низкий интеллект до какого-то периода может не казаться препятствием при необыкновенных физических данных. Но вот наступает определенная фаза во взаимоотношениях спортсмена и тренера — это хорошо, если наступает, должна наступить, — когда спортсмен дорастает до своего тренера или даже перерастает его. Информация, которую он получает за годы тренировок, настолько велика, и он ее всю перерабатывает, что его теоретические знания полностью соответствуют теоретическим знаниям тренера. И человек идет дальше. А тренер играет другую роль. Он занимается корректированием и контролем. Он уже не столько учитель, сколько друг и соратник, человек, который все-таки тебя знает со стороны, знает лучше, может быть, чем ты сам себя знаешь, у которого есть о тебе тайны, про которые ты, может быть, никогда не узнаешь. Он знает, как ты ведешь себя в определенных ситуациях. А если у спортсмена отсутствует способность учиться, расширять кругозор, анализировать, то при некотором истощении природных способностей, при изменении фигуры, веса оказывается вдруг, что дальше ничего нет, и наступает полная остановка процесса совершенствования. Если только... тренер не возьмет все на себя, не отодвинет все на задний план, и своих других учеников в том числе, и не взвалит на себя этот тяжкий груз, и не потащит до тех пор, пока это само себя не изживет. Такие примеры я знаю. Тренер искусно конструирует тот образ, который вызывает симпатии у зрителя, а симпатию у зрителя вызывает только гармония, физическая и духовная.

«Смена». Об этой довольно оригинальной подмене широкая публика, конечно, не догадывается. Существуют ли еще среди функций тренера столь же неожиданные?

Л. Пахомова. Их столько, что даже я, хоть и варилась в этом котле столько лет, не догадывалась о многом. Раньше занятое время исчислялось часами тренировок. А сейчас к тем же часам прибавилась работа с музыкой, которой я занимаюсь дома или в номере гостиницы по четыре часа каждый день. К этому прибавилось время, которое я трачу на организационную работу, чтобы обеспечить свою группу инвентарем, одеждой, время на обдумывание костюмов. Здоровье моих учеников, их учеба — это тоже моя забота. Родителям не сделают выговор на работе за то, что ребенок их плохо учится, а мне сделают. Если ребенок болен, то обычный ребенок может потихоньку лечиться, а ребенок-спортсмен так не может. Если у ребенка гланды, аденоиды, то родителей это может не очень беспокоить. Это беспокоит меня, потому что я хочу, чтобы ребенок этот вырос здоровым человеком и не проклинал бы потом всю жизнь свои занятия спортом. Я заинтересована в том, чтобы его вылечить, чтобы создать ему хорошее настроение, вот и бегаю по специалистам по всей Москве. Все это мое, мои обязанности, которых с меня никто не снимет. Прибавьте к этому общественную работу по пропаганде спорта, которой не стало меньше с тех пор, как я перестала выступать, а даже прибавилось.

«Смена». Из всего этого можно понять, что жизнь ваша целиком и полностью подчинена профессиональной деятельности. Не влечет ли это за собой некоторой однобокости, не сужается ли круг интересов?

Л. Пахомова. Однобокость?! Все, что угодно, только не это! Эта жизнь бывает утомительна, иногда чересчур. Но как раз на однообразие мне грех жаловаться. Моя профессия позволяет мне общаться с композиторами, художниками, актерами, балетмейстерами, театральными режиссерами. Вряд ли какая-то другая профессия меня в этом смысле могла бы настолько удовлетворить.

Переходя ко второй группе читательских вопросов, связанных с танцем на льду как таковым, начнем с того, что вспомним самое характерное, что отличало дуэт Пахомова — Горшков. Мы можем сказать, что пара Людмила Пахомова — Александр Горшков была одной из лучших в истории танцев на льду. Или что это сама история танцев. Больше того, их мастерство, их искусство во многом способствовало тому, что танцы на льду стали олимпийским видом, утвердили себя в качестве полноправного вида фигурного катания. Само собой, можно упомянуть о внушительной коллекции завоеванных ими наград. И всего этого будет недостаточно, или, если хотите, это будет не главное. Людмила Пахомова и Александр Горшков — первооткрыватели, провозвестники нового стиля, того самого, который в качестве советской школы танцев на льду завоевал и продолжает удерживать высокие позиции на мировой арене. Их катание было не только демонстрацией музыкальности, артистизма, синхронности, элегантности, но это был танец в полном смысле этого слова, танец, преодолевший условность ледяной сцены, понятый, осмысленный, законченный, фабульный. И в этом танце наиболее заметным лицом была партнерша, это тоже шло вразрез с традициями. Да, собственно, и не партнершей была Людмила Пахомова, а танцовщицей. В ее многочисленных соло, производящих впечатление импровизации, явственно ощущалось женское начало, темперамент, настроение, шарм, уже не просто выполнение какого-то пусть сверхсложного спортивного упражнения (программы), но жизнь в танце. Людмила Пахомова создала образ (не образец), обаяние которого так или иначе сказалось и продолжает сказываться на формировании художественного облика почти всех наших пар. Легко распознать признаки этого влияния в стиле такой яркой, самобытной фигуристки, как Наталья Бестемьянова.. Даже если бы Пахомова не стала тренером, не участвовала непосредственно в подготовке сильнейших наших фигуристов, мы бы постоянно помнили о ней, потому что привыкли примемерять к знаменитой «Кумпарсите» все лучшее, созданное на льду ее последователями. Ей удалось сделать в фигурном катании то, что удавалось на сцене незаурядным балеринам, — выразить в танце душу музыки.

«Смена». Похоже, что ведущая роль партнерши стала специфическим признаком, отличающим советские дуэты. Закономерна ли такая ситуация?

Л. Пахомова. Я, может быть, не совсем точно сформулирую свою мысль, но, по-моему, все зависит от психологического тонуса партнерши и от ее общественной предрасположенности. Как правило, в зарубежных дуэтах лидирует партнер. Других вариантов я не знаю. Как ниточка за иголочкой, идет партнерша за партнером, но и в жизни роль ее в общем-то схожа. У нас в социальном отношении женщина выглядит ярче, самостоятельней, раскованней. Это одно объяснение. Другое заключается в том, что фундамент нашей советской школы — это русский классический балет. Там партнерша всегда первая. На ее партии держится рисунок танца. Конечно, и у нас бывает иное распределение ролей. Например, в паре Моисеева — Миненков. Но для нас это нетипично. Так же, как за рубежом нетипично лидерство женщины.

«Смена». Вы указали связь советской школы танцев на льду с классическим балетом. Следует ли это понимать буквально или речь идет скорее о духовном сходстве?

Л. Пахомова. Это абсолютно реальная, конкретная связь. Мы все взяли из балета: принципы постановки, движения, жесты, пластику. Причем фигуристам подвластны и дивертисмент, и действенный танец, такой, который показывает отношения между людьми, раскрывает образ. В работе советских тренеров, безусловно, отражаются определенные этапы в развитии балета. Мы стараемся в современном танце использовать те принципы архитектуры, скульптуры, психологической разработки, которые нас восхищают в балетах Григоровича. Разумеется, это все не механическое перенесение со сцены театра на лед. Хотя мы берем все движения из хореографии, но они идут с продвижением, со скольжением, украшаются иногда от этого, иногда, наоборот, искажаются, некоторые движения можно сделать только на большой скорости. Наверное, балетмейстер, который впервые сталкивается с нашей спецификой, задумывается, как будет выглядеть его сочинение на большом ходу, но мы уже заранее это знаем, как бы умножаем на коэффициент скорости...

«Смена». Когда мы, публика, смотрим танец, то, как правило, вторую оценку, «за артистичность», можем поставить и сами. Пусть это неквалифицированное мнение, но оно более или менее уверенное. С первой оценкой — «за сложность» — труднее. Можно ли в популярной форме объяснить, чем отличается специфическая техника фигуристов-танцоров?

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.