... Чум Джанкоуля стоял на пригорке, у самой «стрелки», там, где в быструю Чамбе вливается красавица Макитта. Отсюда до Катанги (так называли эвенки Подкаменную Тунгуску) в лодке можно спуститься по Чамбе дня за три, а весной, по большой воде, еще быстрее.
Хорошее место выбрал Конор Джанкоуль для летней стоянки: неподалеку пролегла в тайге звериная тропа, которой на закате солнца выходили на водопой к Макитте сохатые. Свежий ветер с реки отметал в чащу лиственниц тучи назойливого гнуса. И Чамбе и Макитта были богаты рыбой: тайменем и ленком, сигом и хариусом.
Больше всех времен года любил маленький Андрей, сын Конора Джанкоуля, короткое, но удивительно яркое эвенкийское лето. Тогда их семья перекочевывала сюда с реки Кимчу, из зимних угодий, где охотники добывали не только белку, но и соболя.
Когда они возвращались с рыбалки, отец сидел на носу, покуривая трубку, а восьмилетний Андрей ловко управлял веслом на корме. Быстро и легко неслась вниз по течению их оморочка. И прежде чем Андрей успевал полностью насладиться тем, как послушна лодка его детским, но крепким рукам, вдали уже показывалась верхушка священного лекоптына. Высокий шест с поперечной палкой, на которой болтались куски белой материи и две беличьи шкурки - жертвоприношение духам, - стоял у самого чума. В тайге было много духов, и все они грозили эвенкам голодом, болезнями и смертью.
Андрей хорошо знал, что с духами шутки плохи. Прошлой зимой они погубили дядю Ботулу, когда он возвращался с собольего промысла. Его нашли мертвым в тайге, а мешок, в котором Ботулу хранил добытые шкурки, оказался пустым. Злые духи наслали болезнь на мать Андрея. Уже многие годы она кашляет кровью.
Бабушка Тасачи рассказывала внуку, что в далекие времена, еще до того, как на Чамбе и Кимчу кочевал дед ее деда, духи были более милостивы к их народу. Тогда тайга изобиловала зверем, а реки - рыбой, и собаки отворачивали носы от юколы: им частенько перепадало мясо и кости сохатого или оленя. Голова Тасачи тряслась, а кожа на лице была похожа на ветхую бересту. Бабушка многое путала, порой вплетала в свои рассказы древние предания. Но Андрей запомнил одно: с тех пор, как в их края пришли скупщики пушнины, эвенкам стало жить худо.
Все дальше уходили они в тайгу, а зверя попадалось все меньше и меньше. Часто полыхали теперь в тайге пожары, опустошавшие огромные пространства. Шаманы объясняли все эти бедствия гневом злого Огды - бога грома и молнии. Тщетно рокотали шаманские бубны, вымаливая у духов счастливую охоту. Только в самых глухих, отдаленных угодьях удавалось добыть теперь соболя. Опытный, неутомимый следопыт, Джанкоуль хорошо знал эти места и по первому снегу уходил на всю зиму в таежные дебри, где берет свое начало река Кимчу.
Минувшей зимой он добыл сотни три белок и шестнадцать соболей. Давно уже не было у Джанкоуля такой богатой добычи, но и она не принесла ему радости. Десять соболей пошли в уплату ясачной подати, четыре забрал русский начальник в счет прошлогодней недоимки. Осталось всего две дорогие шкурки. Конор намеревался выменять их в фактории Чамбе на порох, пули, муку и соль.
Притворно улыбаясь, ангарский купец по прозвищу Деромин (вор) встретил Джанкоуля у своего лабаза.
- Молодец, паря, видно, ты не ленился этой зимой! - сказал он, загоревшимися глазами глянув на собольи шкурки. - Сейчас посмотрим, сколько за тобой долгу.
- Подожди, бойе, я же платил тебе, - остановил его Джанкоуль. - Много белка давал...
- Как платил?! - закричал Деромин. - Ты дал мне тогда несколько связок паршивой белки и думаешь, рассчитался? Вот, смотри, здесь у меня записано черным по белому: «За Джанкоулем с реки Кимчу долгу осталось тридцать рублей».
Долго смотрел Конор туда, куда указывал жирный палец скупщика. Но разве он мог что - нибудь разобрать в этих непонятных ему палочках и крючочках? Опустив голову, думал охотник о том, что надо было отправиться ему на другую факторию, где нет Деромина, с его долговой книгой. Но хитрый купец как будто угадал его мысли.
- Не вздумай от меня бегать, тунгус, - сказал он жестко. - Придешь в чужую факторию, и никто не примет от тебя даже беличьего хвоста... А большой русский начальник в Енисейске - мне хороший друг. Скажу слово, и посадят тебя в каталажку за неуплату долга.
- Не надо, бойе! - испугался Конор. Знал он, что с Деромином спорить опасно. - Зачем сердишься? Бери соболей... Только дай пороху, муки, соли.
Деромин сгреб с прилавка не только соболей, но и связки беличьих шкурок.
- Ладно уж! - великодушно ухмыльнулся он. - Не люблю обижать я тунгусишек. - И, послюнявив карандаш, добавил: - Значит, паря, вникай. Соболей этих засчитаю по червонцу за штуку, хоть и не стоят они того. Белка вовсе нынче не в цене, только по старому знакомству беру. Гляди, старую запись перечеркиваю, аминь ей. Теперь мы с тобой в расчете.
Джанкоуль оторопело смотрел на купца.
- А мука, порох, бойе! Как буду охотиться?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.