- Есть, как же. Иди вон за шалаш, там костянки - мёд, а не дыни!

Старик снял с обгорелой орешины прокопчённый котелок с булькающей кашей и кинул на угли, подёрнутые пеплом, хворостину.

Когда, сопровождаемый Лаской внук вернулся с двумя дынями в подоле рубахи, у Матвея Пахомовича всё было готово к ужину: на низком столе, сколоченном из плохо выструганных досок и врытом в землю, дымилась каша, грудой были навалены свежие огурцы и помидоры, на деревянной тарелке лежали ломти свиного сала сахарной белизны.

- Хорошо у тебя здесь, дедушка! В поле на тракторе я и не приметил, как лето прошло, - сказал Андрон, усаживаясь за стол, и незаметно для деда пристально посмотрел ему в лицо. Коричневое от загара, иссеченное крупными, глубокими бороздами лицо деда с маленькими живыми глазками, притаившимися под белыми пучками густых бровей, близкое и родное, необычайно взволновало юношу. Ему вдруг захотелось рассказать Матвею Пахомовичу о своём отъезде, но Андрон сдержался.

«Я теперь у дедушки один остался, - подумал он. - Если сказать, - загорюет. Пусть лучше потом председатель ему скажет, что я не мог иначе поступить, что должен был уехать».

- Досада какая, - говорил между тем Матвей Пахомович. - Тебе б предупредить меня надо, я бы, может, беленькой достал, а то вот теперь нет. А насчёт бахчей помалкивай. Я с председателем страсть как разругался. Бахчи караулить - самое старушечье дело. Я, может, ещё пахать осилю, а меня в обоз последнего разряда зачислили - на бахчах ворон пугать. Разве это порядок?!

Старик нагнулся и, пошарив под столом рукой, поставил рядом с собой бутылку.

- Выпьешь? - сердито спросил Матвей Пахомович Андрона, наливая тёмной жидкости в откуда - то появившуюся чашку. - Это мне фельдшер сельский выписал. «Вот, - говорит, - отец, тебе лекарство от всех болезней: и для наружности и для внутренностей». Оно так и есть. Когда у меня ноги начнут гудеть, я спиртом их натираю, ну, а когда душа невтерпёж станет ныть, - душу лечу... Ох, кто бы только знал, Андрошка, как душа порой ноет!... Легко ли мне, старому, три войны проделавшему на такое горе смотреть, как сволочная немчура землю русскую опоганила?

После ужина Матвей Пахомович и Андрон сидели у затухающего костра и беседовали о погоде и уборке урожая.

Была тихая, летняя ночь, одна из тех ночей, когда по неслышно опустившемуся к ногам листку дуба с жёлтыми крапинками, тоскливому крику совы, дымчатому, косматому облачку, наплывшему на луну, вдруг начинаешь чувствовать приближение осени.

- Выходит, наш колхоз обогнал всех с уборкой яровых? Это хорошо. Будто бы и раньше мы последними никогда не были. Ты, значит на радостях - то и решил дедушку навестить? Завтра, что же, не работаешь? - спросил Матвей Пахомович, раскуривая трубку.

- Нет... работаю. Завтра мы... на взмёт паров переключаемся, - ответил юноша, потупив взгляд и разглаживая ладонью лежавший на колене чёрный бархатный кисет с вышитой шёлком красной розой.

«А у Андрошки не было раньше этого кисета. Краля, наверное, на память подарила», - подумал старик, покосившись на внука.

- Ты, как я посмотрю, и волосы свои остриг. К чему бы это?

Андрон вздрогнул и схватился рукой за голову. Только тут он вспомнил, что, придя на бахчи, он забыл надеть фуражку и она осталась в мешке, куда он засунул её дорогой.

- Я... я в спектакле скоро буду лысого... немецкого генерала играть. Ну, и... пришлось постричься, - запинаясь, ответил он и, сильно подавшись вперёд, кинул в костёр недавно начатую папироску. - Дедушка, почему так получается? - тут же торопливо добавил юноша, стараясь завести разговор на любимую тему деда. - Вот когда я весной заканчивал кавалерийскую школу Осоавиахима, то командир говорил про меня: «Жданову легко всё даётся, он будто с пелёнок кавалерист».

- А это потому, что у нас в роду все конники были, - приосанившись, горделиво сказал Матвей Пахомович, выпуская изо рта струйку дыма и задумчиво прищуривая глаза. - Помню, как мне покойный батюшка рассказывал... Дед мой в войну с Наполеоном в кавалерии служил. Четыре раны в сражении с французами получил, а сам всё с коня не слезал. А батюшка в конной гвардии был. От деда и батюшки и мне ловкость передалась. В конной разведке у Чапаева я на особом отличии числился. «Матвею Жданову пятый десяток доходит, а мне за него дюжину молодых не надо», - скажет, бывало, Василий Иванович и по плечу меня похлопает. Ну, а отец твой тоже у Чапаева служил в кавалерийском полку. Храбрым слыл бойцом, плохого ничего не скажешь.

Героя не напрасно в нынешнюю войну заслужил. Чапаевской был выучки кавалерист.

Старик замолчал. Андрон смотрел на редкие язычки пламени, лениво лизавшие головешки, и чувствовал, как, помимо его воли, глаза наполняются влагой.

Матвей Пахомович поднялся с земли и накинул на плечи тулуп. Позвав дремавшую у костра собаку, он неторопливо направился в обход бахчей.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.