– Чего ты пристал ко мне, душа твоя копейка! – заорал я на него, сжал кулаки и осекся.

Зрачки его глаз увеличились. Я опять видел в них свое совсем несуровое лицо под несуразным накомарником. Губы старика дергались в мучительном тике. Я выпалил ему в лицо оскорбление, хуже которого трудно придумать у бодайбинских копачей. За такое расплачиваются дорого.... И Цыганов прытко бросился к зимовью – молодому не угнаться. До ушей долетело только:

– Кончу, как Пирата... В тайге ищи-свищи...

А у меня ноги стали, точно деревяшки. Момент, чтобы догнать его, я упустил... Вот Цыганов скрылся за зимовьишком. Я представлял, как он выхватывает свой «зауэр» из-под веревок вьюка и взводит курки. Я как будто услышал легкое клацанье пружин. Подумалось, что не поздно убежать. Дать крюк по тайге и выйти к Перевозу. Сначала прыгнуть за ту лиственницу, потом зигзагами до тех кустов, а там... Я в мыслях бежал, как кабарга, а сам шел к зимовью. Нельзя было назад – это бы за мою душу и копейки тогда не дали. Все ближе и ближе ржавая скобка, вбитая в торец бревна. Перед самым углом я сделал глубокий вдох и шагнул вперед.

Цыганов сидел на пеньке и сворачивал цигарку трясущимися пальцами. Сначала я не заметил отсутствия Лисы. Потом увидел березу с желтым следом веревки...

– А ты... ты каким узлом веревку вязал, юноша?

– Простым...

И он начал костерить меня на чем свет стоит, какой я никчемный, неумелый, какой растяпа...

Я лег на жесткую траву и стал рассматривать двух муравьев. Они тащили золотую хвоинку. Каждый норовил волочь ее своей дорогой. И все-таки хвоинка подвигалась к муравейнику: один из муравьев оказался сильнее. И в нашем отряде произошло то же. Старик все-таки был старик. На месть его не хватило, побег Лисы выбил из колеи, и теперь он отбрехивался, как старый пес. Вот мысли угадывал он чужие запросто. И сейчас он смолк, выпуская целую дымовую завесу.

– Ночуй у костра, – вдруг предложил Цыганов. – В зимовье балкой убьет гнилой.

Он понуристо встал, забросил на плечо свой «зауэр и зашагал по лошадиным следам, залитым водой.

– Без советов обойдусь, – пробормотал я, с ненавистью глядя в синюю заплату. – Скатертью дорожка.

Три раза я поднимался на голец с серпиком снега. Обошел его вдоль и поперек, разгоняя стаи белых уже куропаток. Расколотил все глыбы кварца, которые встретил на своих маршрутных зигзагах, но не обнаружил ни блеснинки металла.

В третий вечер я спускался к зимовью голодный и злющий. Знал, что на четвертый день не смогу подняться в голец. Охотиться на шнырливых куропаток уже не было сил. А от голубицы, брусники и стланиковых орехов у меня расстроился живот. От этого ноги дрожали и в глазах зыбились гольцы: мозаика из ярких и темных пятен. Если бы выпить сладкого крепкого чаю, можно бы и на четвертый раз подняться. Но кончились спички. А чертов напарник не удосужился мне, некурящему, оставить запасную коробку. Я бы этого старика разорвал сейчас на тысячи кусочков! Нет, не хватило бы сил. Если бы попить крепкого чайку...

И вдруг я почуял запах чая. Хорошего индийского чая. Такой мы заваривали со стариком. Галлюцинация?.. Но и костром пахнуло. Я сглотнул слюну и побежал к зимовью. Все ближе ржавая скобка. Теперь я чуял явственно запах костра и чая. Перед самым углом я сделал глубокий вдох и вышел успокоенный.

У костерка на корточках сидел старик с синей заплатой на штанах. Я так обрадовался ему, что не заметил Лисы. Потом увидел огромный узел на веревке, обмотанной дважды вокруг березы.

Я упал возле костра.

– До самого шаман-дерева гнался, – сказал Цыганов, наливая мне чай в кружку. – Хитрющая ведьма.

Я кинул в чай большой кусок сахару, размешал палочкой и стал пить маленькими глотками.

– Зачем вел назад ее? – Я пожал плечами. – Лишние конедни подвесят мне, и только.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.