Жеглов отпустил ее руку и встал.
– Да, Маня, это ты, пожалуй, права. На сей раз я тебя точно упеку...
Толпой ввалились в.дежурную часть, и Манька привычно направилась вслед за остальными задержанными к барьеру, но Жеглов остановил ее:
– Маня, с тобой у нас разговор особый, идем пошепчемся, – а дежурному крикнул: – Соловьев, проверишь этих пятерых, если в порядке – пусть гуляют.
Махнул рукой мне – давай за мной, вместе с Манькой мы поднялись на притихший и опустевший второй этане, пришли в кабинет, не спеша расселись, и Жеглов сказал невзначай, будто случайно на глаза попалось:
– Красивый, Маня, у тебя браслетик...
– Еще бы! Вещь старинная, цены немалой!
– Сколько платила?
Манька подумала немного, глянула Жеглову в лицо своими кукольными нежными глазками:
– Непокупная вещь-то. Наследство это мое. Память мамочкина...
– Ну-у? – удивился Жеглов, – Маня, ты же в прошлый раз говорила, что матери своей и не помнишь?
Манька сморгнула начерненными длинными ресницами, а глаза остались неподвижными, пустыми, без выражения.
– И чего из этого? Не отказываюсь! Память мамочкину папа мне передал, погибший на фронте, и сказал, уезжая на войну: «Береги, доченька, единственная память по маме нашей дорогой». И сам тоже погиб, и осталась я сироткой – одна-единственная, как перст, на всем белом свете. И ни от кого мне помощи или поддержки, а только вы стараетесь меня побольнее обидеть, совсем жуткой сделать жизнь мою, и без того задрипанную...
Жеглов поморщился:
– Маня, не жми из меня слезу! Про маму твою ничего не скажу – не знаю, а папашку твоего геройского видеть доводилось. На фронте он, правда, не воевал, а шниффер был знаменитый, сейфы громил, как косточки из компота.
– Выдумываете вы на нашу семью, – горько сказала Манька. – Грех это, дуролом ты хлебанный... – и снова круто заматерилась.
– Ну, ладно, – сказал Жеглов. – Надоело мне с тобой препираться. Плохи твои дела, девочка.
И Маня спокойно, безо всякой сердитости сказала:
– Это почему еще? – и бросила в рот кусок сахара, отвернувшись слегка, словно стеснялась своей любви к сладкому.
– Браслетик твой, вещицу дорогую, старинную... третьего дня с убитой женщины сняли.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.