– Езжайте в Лосинку. В этом адресе произведете неотложный обыск – ищите все, что может иметь отношение к делу, ясно? Особенно переписку – всю как есть изымайте. Потом сожительницу его и хозяйку квартиры поврозь допросите: где был он вчера, что делал, весь день до минуточки, ясно? И назад рысью!..
Панков отправился домой, попросив завтра с утра показать ему собранные материалы. Быстро прогромыхав по ночным улицам, приехали мы на Петровку. Всю дорогу молчали, молча поднялись и в дежурную часть. Жеглов усадил Груздева за стол, дал ему бумаги, ручку, сказал:
– Попрошу как можно подробнее изложить всю историю вашей жизни с Ларисой, все ваши соображения о происшествии, перечислить ее знакомых, кого только знаете. Отдельно опишите, пожалуйста, весь ваш вчерашний день, по часам и минутам буквально.
– На чье имя мне писать? И как этот документ озаглавить?
– Озаглавьте: «Объяснение». И пишите на имя начальника Московской милиции генерал-лейтенанта Маханькова. Мы потом эти данные в протокол допроса перенесем... Пошли, Шарапов, – позвал Жеглов, и мы вышли в коридор.
– А зачем на имя генерала ты ему писать велел? – полюбопытствовал я.
– Для внушительности – это в нем ответственности прибавит. Если врать надумает, то не кому-нибудь, а самому генералу. Авось поостережется. Идем ко мне, перекусим.
Зашли мы в наш кабинет, поставили на плитку чайник, закурили. Я посмотрел на часы – пять минут первого. Жеглов взял с подоконника роскошную жестянку с надписью нерусскими буквами «ПРИНЦ АЛЬБЕРТ» – в ней, поскольку запах табака уже давно выветрился, он держал сахарный песок, – достал нз сейфа буханку хлеба, которую я успел «отоварить» незапамятно давно – сегодня, а вернее, вчера, перед обедом, собираясь отмечать «день чекиста». Своим «разведческим», острым, как бритва, ножом с цветной наборной плексигласовой рукояткой я нарезал тонкими ломтями аппетитный ржаной хлеб, щедро посыпал сахарным песком, а Жеглов тем временем заварил чай. Ужин получился прямо царский. Я свой ломоть нарезал маленькими ромбами – так удобнее было держать их в сложенной лодочкой ладони, чтобы песок не просыпать. Прихлебывая вкусный, горячий чай, я спросил:
– Что насчет Груздева думаешь, а, Глеб?
– Это его работа, нет вопроса... – и, прожевав, добавил: – Этот субчик нетрудный, у меня не такие плясали...
В коридоре раздался гулкий топот, я открыл дверь, выглянул – быстрым шагом, почти бегом приближались Пасюк и Тараскин. Пасюк первым вошел в кабинет, пыхтя, подошел прямо к столу Жеглова, вытащил из необъятного кармана своего брезентового плаща свернутые трубкой бумаги, аккуратно отодвинул в сторону хлеб, положил трубку на стол и сказал:
– Ось, протокол обыска... та допросы жинбк.
– Нашли чего? – спросил с интересом Жеглов.
– Та ничего особенного... – ухмыльнулся Иван.
– А что женщины говорят?
– Жинка його казала, шо був он у хати аж с восемнадцати...
– А квартирная хозяйка? Заговорил наконец Тараскин:
– Хозяйка показала, что с утра его не видела и вечером на веранде ихней было тихо. Так что она и голоса его не слышала. Как с утра он на станцию ушел, мол, так она его больше не видела.
– Ясненько, – сказал Жеглов. – Значитца, не было его там.
– А жена?.. – спросил я.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Геннадий Ханин, первый секретарь Донецкого областного комитета комсомола Украины, член ЦК ВЛКСМ, и Анатолий Осыка, забойщик шахты «Булавинская» комбината «Орджоникидзеуголь», кавалер ордена Трудового Красного Знамени, лауреат премии Ленинского комсомола, член ЦК ВЛКСМ