Десять лет назад на вечере, посвященном очередному выпуску Московской консерватории, Та Бон в буквальном смысле потряс слушателей, исполнив концерт Бетховена для скрипки. Даже искушенные профессора консерватории, слышавшие лучших скрипачей мира, не пытались сдержать восторга. Несколько минут подряд зал стоя аплодировал вьетнамскому музыканту, поразившему своих товарищей и учителей необыкновенной страстностью, темпераментом, своеобразием исполнительского мастерства. Борис Владимирович Беленький, профессор, педагог, в течение девяти лет преподававший музыку Та Бону, аплодировал ему вместе со всеми. Сам исполнитель стоял на сцене с побледневшим от волнения лицом, прижав ладонь, все еще сжимавшую смычок, к груди, и обводил зал полными слез глазами.

Сегодня Та Бон прощался с людьми, с которыми жил и у которых учился все эти девять лет. Учился, как скажет Та Бон часом позже на заключительном актовом собрании, не только понимать и любить музыку, не только исполнительскому искусству, но величию чувства и сердечности, самоотверженности и высокой гражданственности в служении своему народу и его культуре. Он был бы счастлив поверить, сказал тогда Та Бон, в то, что аплодисменты, последовавшие за его выступлением, относились не только к игре, а были еще одним проявлением солидарности с его народом, который продолжает героическую борьбу с американскими агрессорами. И зал ответил на эти слова новыми аплодисментами. Тогда, в 1968 году, до победы было еще так далеко, и каждый вьетнамец, даже находившийся вдали от своей родины, жил борьбой и ощущал ее в своем сердце, как это было с Та Боном.

Слушая своего воспитанника, Борис Владимирович невольно вспоминал, каким он впервые увидел этого юношу, тогда почти мальчика, с первых дней удивившего его необыкновенной работоспособностью, упорством, доходящими до исступления. Та Бон занимался по 8 – 10 часов подряд, его можно было застать в репетитории и в полночь и рано утром. Он спешил, словно кто-то погонял его, стремясь за год овладеть двухлетней программой. При этом вьетнамский студент находил время для книг, читал много, запоем – Льва Толстого, Достоевского, Горького, Фадеева... Через два года он знал Третьяковскую галерею, как не многие москвичи. Он ухитрялся помнить про все дни рождения однокурсников и умел сделать человеку приятное, раздобыв для него зимой букет роз.

Не раз на очередном занятии Та Бон удивлял Бориса Владимировича какой-нибудь новой сыгранной вещью, не входившей в учебную программу. На вопрос, когда он разучил ее, Та Бон смущенно объяснял, что немножко недосыпал последнюю неделю. Зная его трудолюбие, педагог мог предположить, что студент последние полмесяца занимался как минимум 10 – 12 часов. Особенно много играл Шостаковича, увлекавшего его своей философичностью, простотой и богатством музыкального языка; миниатюры Прокофьева, исполненные изящества; Рахманинова, который, по мнению Та Бона, был блестящим, глубоким художником, поэтом русской музыки.

В 1962 году Та Бон впервые заявил о себе как о серьезном, талантливом музыканте, став лауреатом фестиваля в Хельсинки. Не меньше, чем он сам, радовался победе ученика его учитель Борис Владимирович Беленький.

Здесь же, в Москве, Та Бон познакомился и подружился с вьетнамской студенткой, учившейся в ГИТИСе, будущей балериной и его женой Нгуен Ким Зунг.

В 1968 году, закончив аспирантуру, Та Бон уехал на родину и стал преподавателем Ханойской консерватории по классу скрипки. А в Москву стали приходить его письма, наполненные словами благодарности к своим учителям, подробно рассказывающие о его работе в Ханое, трудностях, с которыми сталкивалась страна, сражавшаяся с американскими агрессорами и войсками сайгонского марионеточного режима. Та Бон писал о своих учениках и их судьбах, о том, с каким интересом они слушают его рассказы о Москве, о советских людях. «Каждую вещь, написанную русскими и советскими композиторами, мы разучиваем с особым вдохновением. В ней теплота и братство, соединяющие наши сердца с вашими».

...Один из новых микрорайонов Ханоя – Жанг Во. Небольшой квадратный двор, затененный высокими, по самые крыши пятиэтажных домов деревьями. Здесь размещается Ханойская консерватория, центр музыкальной жизни страны, где приобщаются к национальной и мировой музыкальной культуре сотни молодых вьетнамцев. Среди выпускников консерватории немало известных в стране и за рубежом исполнителей, композиторов, есть яркие таланты и среди нынешних студентов. Мы разговариваем с Та Боном об одном из них.

До Суан Тунг, студент второго курса, окончил музыкальную школу с отличием, потом поступил в консерваторию, но война помешала ему продолжить образование. Тунг, как и большинство его сверстников, добровольно вступил в народную армию и 11 лет отдал борьбе с врагом, не выпустив оружия из рук до тех пор, пока его страна не стала единой и свободной. Это поразительно, но факт: все 11 лет Тунг не расставался с мечтой стать музыкантом. Ему понадобилось не так уж мало времени, чтобы вернуть пальцам утраченную чувствительность и гибкость, вспомнить то, что он умел играть когда-то. Но он добился своего и вновь поступил в консерваторию.

– Это мой лучший ученик, талант которого равен его стремлению учиться, – говорит Та Бон.

Откровенно и увлеченно рассказывает Та Бон и о себе, своей работе. Играет он на скрипке с семи лет. Его отец Та Фыок, известный в стране общественный музыкальный деятель, был директором Ханойской музыкальной школы, а впоследствии – консерватории. Он приобщил к музыке своих сыновей, и сейчас два брата Та Бона – профессиональные скрипачи, имена которых знают все любители музыки... Да, работы очень много, и не только преподавательской. С искусством скрипки как таковой вьетнамцы прежде были знакомы очень плохо, и Та Бону приходится часто выступать с лекциями, давать сольные концерты на предприятиях, в клубах, в институтах – словом, пропагандировать скрипку. И это приносит свои плоды: у его инструмента находится все больше почитателей. Жизнь его заполнена до краев.

– После 1968 года я был в Москве дважды – почетным гостем IV конкурса имени Чайковского в 1970 году, а совсем недавно меня приглашали принять участие в работе жюри VI конкурса. Это высокая честь – оценивать игру моих молодых коллег по искусству, работать вместе с великими музыкантами нашего времени, такими, как Леонид Коган. Но как оценить счастье вновь оказаться в стране, в городе, с которым сроднился сердцем, где прошли годы учебы, вновь увидеть дорогих людей! Я помню все московские улицы, по которым ходил, запахи подмосковного леса, ощущаю тесноту Московского метро в час «пик» и слышу скрип январского снега в Александровском саду. Это всегда со мной так же, как моя скрипка.

Он достает из футляра инструмент и, все так же неотрывно глядя в окно, начинает играть. Это «Прелюды» Шостаковича. Он играет необыкновенно сложную вещь легко, виртуозно, очень по-своему. Играет для нас, стремясь передать в музыке то, что не в состоянии был выразить словами: искренность, глубину своих чувств. И я думаю о том, что, если он так же играл тогда, на вечере в Московской консерватории, невозможно не понять людей, аплодировавших его таланту, духу, страстности.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.