Но когда и на это ответа не последовало, кровь ударила офицеру в голову и бешеная ярость отразилась на его лице. Он поднял руку, чтобы рвать старуху за волосы, повергнуть ее наземь и топтать ногами, но сдержался. Поднятая для удара рука опустилась. Раздражение смирилось при виде беспомощности старушки.

- Обыщите дом, - приказал он солдатам.

Те начали искать, разворошили все и всюду, разломали дверцы шкафа, за которыми ничего не было, кроме изношенной потертой юбки - единственного сокровища старушки, прокалывали штыками матрац, на котором и простыни не оказалось, а одеялом служила старая солдатская шинель, рыскали по пустому чердаку, пока, наконец, не дошла очередь до каморки от припасов, на полках которой валялись заплесневевшие корочки и полбуханки черствого, сухого хлеба.

Там они нашли искомое.

Они выволокли его к офицеру, но он не ответил ни на один вопрос. Тщетно требовали от него удостоверения личности, у пленника документов не оказалось.

Тогда офицер стал шарить в его карманах и за подкладкой пиджака обнаружил какую-то измятую бумажку.

Он прочел ее и пробормотал про себя:

- Так-с...

Затем повернулся к солдатам и приказал вести пленника в штаб. Те окружили его, и все ушли.

* * *

В ИЗБЕ, дверь которой за ушедшими осталась распахнутой, осталась одна мать. Она увидела, как сын ее между штыками скрылся в морозной поздней ночи: все это время она была, как сонная, и не могла сообразить, что вокруг нее творилось. Теперь, в одиночестве, происшедшее стало ей медленно уясняться. Ее сына вели на военный суд.

Это сознание вдруг тупым ножом ударило ей в сердце. Боль понемногу выдавила из глаз слезы. Теплые слезинки капали на замусоренный пол, подслеповатые старушечьи ожесточившиеся глаза налились слезами, и было тягостно на душе, тягостно, как безнадежность, камнем давящая грудь. Подошла к открытой двери, но ушедшие уже скрылись в темноте, она слышала только шаги на скрипучем сугробе, ослабевающие и удаляющиеся. Когда шаги угасли, ее охватило отчаяние; тяжелое чувство одиночества и покинутости полоснуло ее, как удар кнута, заплясало болью в ее душе.

И она понеслась бегом, как была, - в одной рубахе и босиком. Она не ощущала холода и мороза, потрескивавшего на жердях забора и бревнах домов, она не ощущала снега и ледяных осколков, раскалывавших ее босые ступни. Ее дряхлые ноги споткнулись на скользком снегу, и она растянулась, но тотчас же снова поднялась из холодного сугроба и побежала дальше, туда, где между штыками вели на смерть ее сына.

Ушедшие были уже далеко, но старая мать, побуждаемая инстинктом любви, бежала, как будто по следам. Несмотря на слабеющие старческие силы, она чуть не догнала их, когда они подходили к штабу. Пленника втолкнули в помещение, сами последовали за ним, и дверь захлопнулась.

Старая мать остановилась за окном и тщетно пыталась заглянуть сквозь занавески внутрь помещения.

* * *

СУДЬБА пленника решалась весьма быстро. Капитан из офицеров батальона под своим председательством назначил военный суд. Суд просмотрел дело и вынес решение. Обвинение было ясно, факт - найденный за подкладкой клочок бумаги - решил человеческую жизнь. Черными чернилами на белой бумаге написали приговор - смерть через расстреляние.

Военный суд не видел человека, стоящего за окном босиком и в одной рубахе в зимней стуже и в снегу.

Люди с винтовками вывели наружу осужденного, поставили его к стенке, а сами отступили на десять шагов.

- Взвод!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.