Вечер. Длинный, неярко освещенный коридор уводит в глубь притихшего институтского здания. Наверно, днём, в короткие перерывы между лекциями, здесь оживлённо и шумно: хлопают двери аудиторий, звенят молодые голоса и все помещения наполняются тем особым, непрерывным жужжанием, которым отличаются только перемены в учебных заведениях. В этом институте изучают иностранные языки, и днём тут можно услышать смешение наречий всего мира - от английского до персидского. Но сейчас в коридоре стоит та немного торжественная тишина, которая наступает тоже лишь в школах и институтах, когда занятия окончились и аудитории опустели.

В этот поздний час мы пришли сюда для того, чтобы встретиться с одной из студенток и на свободе спокойно побеседовать. Мы находим её в комнате дежурного: невысокая худенькая девушка, примостившись на табурете у столика, читает. Синий берет открывает чёрные, очень блестящие волосы. Аккуратно заплетённые косы уложены на затылке.

Но почему так знакомы и это смуглое лицо с чётко очерченными, дутыми бровями и эта, чуть трогающая уголок губ мягкая, приветливая улыбка, открывающая два ряда ровных, ослепительно белых зубов?

Мамлякат Нахангова!

Ну, конечно же, это она, Мамлякат, девочка с портрета, самая маленькая колхозница, удостоенная ордена Ленина за отличную работу на хлопковых поляк далёкого Таджикистана. Да вот и орденская ленточка, скромно алеющая над левым карманом форменного платья.

Мамлякат Нахангова, чья фотография десятилетие назад облетела весь мир... вон стоит она, маленькая девчурка, доверчиво и нежно прильнув к руке самого великого, самого дорогого нам человека. Так просто, с такой открытой ласковостью легли рука ребёнка на руку вождя, и столько в этом движении глубокого смысла, что каждый, хоть мельком видевший этот мгновенный снимок, навек запомнил фигуру Сталина с одной из миллионов дочерей советского народа.

Тогда Мамлякат было одиннадцать лет, и, как тысячи её ровесниц, она носила пионерский галстук, училась в шкале, была отличницей и даже не помышляла о той славе, которая внезапно и нежданно озари, та её.

Мамлякат родилась в семье бедняка - дехканина, но первые сознательные годы девочки прошли уже в колхозе. Трудиться для неё было столь же естественно, как дышать, бегать, смеяться. В тот год, о мотором идёт речь, на нолях Таджикистана созревал небывалый урожай хлопка и вся детвора сталинабадских колхозов вышла вместе со взрослыми на уборку. Собственно, каждое лето пионеры кишлаков помогали собирать урожай. Это было принято, это было традицией.

В фартуке с большими карманами, степенная, серьёзная, Мамлякат на восходе солнца выходила из своего дома вместе с матерью и младшей сестрёнкой Назакат. Дома никого не оставалось: отец умер предыдущей осенью. Втроём Наханговы отправлялись в поле. На - закат ещё не работала: не умела. Но мать Мамлякат была очень проворна и ганка. Однако в то лето Мамлякат с самого начала стала обгонять её. Сперва никто не замечал этого. Потом заметили, но не придали значения. Скоро, однако, количество собираемого Мамлякат за день хлопка стало настолько, превышать нормы, что к её работе начали присматриваться. Наконец, все разом заговорили о «чуде». Норма взрослых колхозниц составляла 15 килограммов, а Мамлякат за день собирала 100.

Это граничило с невероятным. И притом она так же, как все остальные, строго сортировала собранный хлопок. Но как ей удавалось?!

Она не умела объяснить словами. Она показывала: вот так, левой, правой, левой, правой - в разном ритме, сперва один участок куста, потом другой, третий, не пропуская ни одной коробочки; всё время - левой, правой, левой, правой...

- Левой? Левой тоже? И левой и правой?! Ну да, она собирала двумя руками. Двумя, вместо одной, быстро, быстро: левой, правой, левой, правой - хотя весь Таджикистан, вся республика испокон веков собирала хлопок только одной правой рукой. Это и оказался её «секрет», о котором она даже не подозревала сначала, её метод, совершивший настоящий переворот на уборке хлопковых урожаев во всей стране и принесший ей мировую славу. Её возили сначала по району, потом по республике. а осенью выбрали на съезд ударников хлопка, который проходил в Ташкенте. А там единогласно решили послать одиннадцатилетнюю Мамлякат с делегацией лучших хлопководов на сочетание передовых колхозников и колхозниц Таджикистана и Туркменистана с руководителями партии и правительства в Москве.

Стоял декабрь 1935 года. В колхозе, где выросла Мамлякат, ликовали:

- Наша девчушка поедет в Москву! Мамлякат приняла эту весть очень деловито.

С детских лет, в школе, она привыкла: если ей что - нибудь удавалось особенно хорошо, она немедленно стиралась научить этому других. Она всегда делилась всем хорошим, что у неё было. И поездку в МОСКВУ она поняла так же: она едет поделиться опытом, как собирать хлопок двумя руками. Поэтому она даже удивилась, когда её опросили: «А без мамы не боишься? Может быть, хочешь взять маму с собой?» Она пожала пленами: «Но ведь маме там нечего будет рассказывать!»

В Москве, однако, всё вышло иначе, чем она думала. Когда её ввели в огромный, бело - золотой зал Кремлёвского дворца, когда она так близко увидела Сталина, когда её позвали к столу президиума, - сердце её забилось очень сильно.

Молча, жадно глядела она на всё окружающее. Делегаты съезда подносили Сталину подарки, любовно приготовленные ещё там, у себя на родине. Они привезли с собой национальные костюмы, богатые шёлковые, пёстрые халаты, затейливо и тонко расшитые тюбетейки. Мамлякат ревниво следила, как люди, один за другим, подходят к родному, самому любимому человеку, вручают ему подарки, говорят слова горячей любви, благодарности, преданности. Ей вдруг нестерпимо захотелось быть в их числе. Она схватила книгу «Сталин о Ленине», которая была у неё, и решительна направилась к Иосифу Виссарионовичу.

Большие мысли, большие чувства волновали её. Она столько хотела бы сказать! Но она ни слова не знала по-русски и могла лишь молча протянуть свою книжку. Огорчённая, расстроенная до слёз тем, что вынуждена молчать, она тотчас повернула обратно, но Сталин ласково удержал её. Вдруг Мамлякат почувствовала, что он что - то надевает ей на руку. Она взглянула: круглые золотые чашки - браслет сомкнулись вокруг её запястья. Кто - то шепнул ей: «А ты надписала ему книжку?» Она тихо ахнула. Нет, не надписала ничего. Она не догадалась. Осторожно и всё так же молча она потянула свою книжку обратно. Сталин понял её движение и улыбнулся. Тут же, за столом, пером, которое протянул ей Вячеслав Михайлович Молотов, она по-таджикски написала: «Обещаю всегда работать и учиться отлично...» Она хотела обещать жить отлично, из не сумела этого выразить. Она только глядела, глядела на вето, силясь взглядом двоих чёрных, как вишенки, глаз передать те чувства, которые владели ею.

Иосиф Виссарионович тем временам выбрал из Горы стоивших возле него и предназначенных для подарков патефонов один, самый красивый и весёлый, - в красном футляре. Он протянул патефон Мамлякат. Она машинально взяла его свободной рукой, всё также не сводя глаз с вождя. Он опять улыбнулся, нашёл на столе свою фотографию и начал надписывать ей, Мамлякат. Она поняла это, заглядывая через плечо и мучительно желая прочитать написанное, но не смогла.

Вот тут - то и сфотографировали её со Сталиным, запечатлев навеки и этот жест доверия, благодарности, безграничной любви, с которым она склонилась к нему, не иная, как иначе выразить свои чувства.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.