Полк, в который, выйдя из госпиталя, попал Соковнин, был в конце октября спешно переброшен к Москве. Печальный ветер осени трубил и гудел в оголённых лесах Подмосковья. Дачная местность, где расположился до введения в дело полк, обычно пустынная и малолюдная в это время года, была полна необычайного движения. На полях, насколько хватал глаз, до самого горизонта, точно вспышки, летела в воздух земля с десятков тысяч лопат, которыми копали противотанковые рвы и окопы. Во всю длину шоссе, некогда мирно уносившего к тихому благословению большого подмосковного озера с любезными сердцу рыболова всплесками рыб на заре, тянулись шествия машин, гружёных снарядами и плоскими патронными ящиками с верёвочными ручками. Огромные, туго наполненные тела газгольдеров проносили на руках к местам, где белёсые, сливаясь цветом с октябрьским небом, висели на высоте аэростаты. Возле входа в летний театрик - кино ещё трепались обрывки афиш, но в садике с оставшимися двумя - тремя цветными фонариками на проволоке уже спешно выгружал своё хозяйство медсанбат.
Была ли когда - нибудь та Москва - мирная, в это время года уже приготовившаяся к зиме, обильно загруженная топливом, с начавшимся зимним театральным сезоном, с оживлённой студенческой толпой в вестибюле архитектурного училища? Соковнин раз с удивлением посмотрел на свою фотографию на старом студенческом билете, как смотрят на изображение младшего, ещё не познавшего жизни брата... Затемнённая, без единого огня по ночам, сотрясаемая только разрывами снарядов из зенитных орудий, лежала позади, в нескольких десятках километров, Москва: немцы готовились взять её до начала зимы...
В один из дней этой поздней и тревожной поры октября, пробираясь к командиру полка по жидкой глине размытой дорожки, Соковнин опознал в одной из девушек, копавших с группой студентов противотанковый ров, ту красивую, глазастую Ирину, которая считалась невестой Кости Кедрона. В ватнике, в мужских сапогах, доверху измазанных глиной, она уже со сноровкой выворачивала лопатой тяжёлые рыжие комья.
- Серёжа! - воскликнула она, отбрасывая лопату. - Боже мой, как я рада!... - они едва не обнялись. - Ну, как же вы... - заторопилась она, - как же вы сюда попали? Где Костя? Вот уже три месяца я не имею от него ни строчки.
Он не захотел ей сказать, что Кедров ещё в июле пропал без вести.
- Воюем, как видите... ну, а вы как - в Москве?
Всё позабытое, московское, снопа хлынуло с силой.
- Вот видите: строим оборонный рубеж. А в основном - в мастерских нашего втуза... сейчас изготовляем ручные гранаты.
Но точно сдунул ветер войны всё прежнее, ещё полудетское с её милого лица, и жёсткие складочки испытаний уже обозначились на нём.
- Послушайте, Серёжа, - сказала Ирина, понизив голос, чтобы её не услышали работавшие рядом, - как с Москвой? - такие тревога и горечь были сейчас на её лице, что он невольно взял её маленькую холодную руку в свою, - может быть, то, что я скажу, больше от чувства, чем от понимания, - добавила она быстро, - но я знаю, я верю, что немцы Москвы не возьмут!
Она с надеждой и страхом - может быть, он, военный, лучше знает положение на фронте - смотрела на него.
- Я тоже в этом уверен, Ирина, - ответил он, - ни вы, ни я - никто из нас не может думать об этом иначе.
- Вы это знаете или вам в это хочется верить? - спросила она быстро.
- Нет, я это знаю... и верю.
- Конечно... - вдруг точно спохватилась она, - иначе для чего бы всё это? - она подняла лопату и указала ею в сторону терявшегося в бесконечности противотанкового рва. - И ещё столько же или даже больше накопаем, если будет нужно!
- Дело не только в этом. Огромные глыбы разворотила война... до самых глубин народа. Теперь поток только будет расти.
В тяжёлых, оборонительных боях, мужая и совершенствуясь, не истощалась Красная Армия, а лишь накапливала силы для предстоящих ударов: он знал это по внутреннему чувству в себе, и по людям батальона, которыми сейчас он командовал, и по людям, составившим полк, составившим дивизии и целые армии. И всё же немцы были возле Москвы. Как оголодавшие волки, вынюхивая по ветру поживу, готовились они к последнему рывку на Москву. Но точно гигантский плуг перепахал в несколько недель подмосковную землю. Глубокие рвы, желтея глинистыми срезами, со стылой проступившей водой на дне; целые леса противотанковых надолб - из крестовин сваренных обрезков рельс и двухтавровых балок; спиленные почти до основания рощи с оставленными пнями; лесные завалы из столетних деревьев заповедников; ломаные линии окопов, убегающих далеко за горизонт; выбитые бойницы в фундаменте домов и фабричных зданий; сиреневые огни электросварки во всех концах; и прикрытые сетками с нашитой листвой орудия почти на каждом бугорке и высотке...
- Хотелось бы мне разочек взглянуть на Москву, - сказал Соковнин, глядя в октябрьский белёсый простор, слившийся с таким же белёсым, безрадостным небом. - Кланяйтесь же, - он не посмел добавить торжественное: «ей», - кланяйтесь знакомым, если увидите...
Он пожал маленькую холодную руку Ирины. Её лицо с присохшими кусочками глины показалось ему в эту минуту до необычайности близким.
- А может быть, побываете в Москве? - спросила она робко. - Мой адрес: Малая Молчановка, семь...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.