— Легендой он стал позже. А тогда был просто очень важным опорным пунктом нашей обороны, и все время приходилось заботиться, чтоб туда бесперебойно доставляли боеприпасы, продовольствие, пополнение, эвакуировали оттуда раненых.

Вообще-то на войне очень трудно бывает сразу оценить по достоинству то или иное событие, ту или иную, победу — не важно, маленькая она или большая. Должно пройти какое-то время. И когда моя дивизия, а позже дивизии Батюка, Горишнего, Жолудева, Ермолкина, Людникова, Горохова вели уличные бои в Сталинграде, мы стремились не к легендарной славе, а старались сделать хорошо то, что нам поручено, старались выполнить свой долг. Мы сковали огромную фашистскую группировку, изматывали ее, выигрывая драгоценное время для сосредоточения наших войск севернее и южнее города. И только после окружения и разгрома армии Паулюса по-настоящему стала понятна роль защитников Сталинграда в этой победе...

— Я понимаю, Александр Ильич, что только позже Сталинградскую битву назовут поворотным моментом Великой Отечественной войны. Позже мы узнаем, что после Сталинграда наша армия начнет свой долгий путь на Запад, Еще будут в том двадцатисемимесячном пути и крупные сражения и контрнаступления врага, но все равно после Волги советский солдат будет двигаться только вперед. А вот тогда, осенью сорок второго, вы чувствовали, что все будет именно так? Что Сталинград станет для Гитлера началом конца?

— Мы в это верили. Без веры в победу нам бы не устоять. И то, что победа наша начнется именно со Сталинграда, чувствовалось. Хотя до самого 19 ноября даже я, командир дивизии, не знал, когда, где и как советские войска пойдут в контрнаступление. У солдата свои приметы. В осажденном городе нам было очень трудно, но всем необходимым нас снабжали бесперебойно. Чувствовалось, что страна накопила достаточные резервы. Это рождало уверенность. Мы понимали, что нам нужно выстоять. И мы выстояли...

Чтобы понять, чего стоило это «выстоять», я хочу привести свидетельство с другой стороны линии фронта.

Вот отрывок из записной полевой книжки лейтенанта 24-й танковой дивизии Гуго Вейнера:

«Боже, почему ты покинул нас? Мы сражались 15 дней за один дом, используя минометы, ручные гранаты, пулеметы и штыки. Уже на третий день в подвалах, на лестничных площадках и лестницах валялось 54 убитых. Линия фронта проходит по коридору, разделяющему сгоревшие комнаты. Спросите любого солдата, что означает полчаса рукопашной схватки в таком бою. И представьте себе Сталинград, 80 дней и 80 ночей рукопашной борьбы».

И это написано до того, как у Калача замкнулось кольцо советских войск вокруг группировки Паулюса. Написано, когда преимущество, казалось, на стороне врага. Это написано в дни, когда глубина нашей обороны не превышала пятисот метров, когда в тылу была Волга и с фронта все напирал враг. Тогда даже само понятие «тыл» и «передовая» потеряли изначальный смысл. Потому что самый глубокий тыл тринадцатой дивизии был в пяти минутах ходьбы от передовой. И я спросил у Родимцева:

— Скажите, что за люди были сталинградцы? Почему они смогли устоять в этом жестоком бою? Мы знаем: сталинградцы — герои. И воображение дорисовывает их титанами. Бронза и гранит тоже запечатлели их такими. Такими они останутся я в памяти народа. А какими они были в жизни?

— Я и сам порой задаю себе этот же вопрос. Понимаете, если даже те, кто знает о Сталинграде с чужих слов, удивляются стойкости защитников города, то что говорить обо мне, почти пять месяцев кряду видевшем всю эту битву, видевшем, как дерутся люди, умирают и не сдаются? Как генерал, я могу сказать, почему солдаты нашей дивизии хорошо сражались. Костяк составляли десантники, которые прошли тяжкую школу сорок первого и лета сорок второго года. В Камышине к нам пришло пополнение — курсанты Архангельского училища и выписавшиеся из госпиталей фронтовики. У одних знания, у других опыт. Такие каждому пролетевшему снаряду кланяться не станут.

Но это не все. Была у них неистребимая жажда победы. Они не могли оставить позицию, пока билось сердце. Наш лозунг «За Волгой для нас земли нет!» не был просто лозунгом. Мы не представляли, что можем отступить.

Как-то я пришел на передний край, вижу, у пулемета лежит знакомый пулеметчик. Еще вчера их было трое — полный расчет. Спрашиваю:

— Где остальные?

— Убиты, — говорит. — Я теперь, товарищ генерал, как бог, един в трех лицах.

Смерть в глаза смотрит, а он шутит.

Часто говорят: весь советский народ поднялся на защиту Сталинграда. Ведь это на самом деле так было, хотя вблизи выглядело совсем не броско. Однажды прихожу я к командиру пулеметного батальона, вижу: лицо знакомо, а не помню откуда.

— Александр Ильич, — говорит он, — неужели не узнаете? Я же Алексей Плетухин. Помните, как в Шарлыке на кулачках ходили биться улица на улицу?

Вот так встреча! Мы же с Алексеем не то что из одного села — в одном классе учились. Столько времени утекло с той поры, как уехал я из Оренбуржья! Действительную отбыл, военное училище окончил, в Красной Армии командиром служил, в Испании воевал, Отечественная война уже полтора года тянется — лет двадцать не виделись. А вот встретились у стен Сталинграда.

— Что ж ты, Алексей, в Камышине ко мне не пришел? — спрашиваю.

— Да неудобно как-то. Вы ведь генерал, вдруг не так поймут...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.