Обычно интервью не начинают цитатами. Но сейчас должен отступить от правил.

«...Закончив телефонный разговор, Верховный сказал А. М. Василевскому:

— Еременко докладывает, что противник подтягивает к городу танковые части. Завтра надо ждать нового удара. Дайте сейчас же указание о немедленной переброске через Волгу 13-й гвардейской дивизии Родимцева и посмотрите, что еще можно направить туда завтра.

...Через час я был в самолете и вылетел в штаб Сталинградского фронта. 13, 14, 15 сентября для сталинградцев были тяжелыми, слишком тяжелыми днями. Противник, не считаясь ни с чем, шаг за шагом прорывался через развалины города все ближе и ближе к Волге. Казалось, вот-вот не выдержат люди. Но стоило врагу броситься вперед, как наши славные бойцы 62-й и 64-й армий в упор расстреливали его. Руины города стали крепостью. Однако сил с каждым часом оставалось все меньше.

Перелом в эти тяжелые и, как временами казалось, последние часы был создан 13-й гвардейской дивизией Л. И. Родимцева (переданной из резерва Ставки). После переправы в Сталинград она сразу же контратаковала противника. Ее удар был совершенно неожиданным для врага. 16 сентября дивизия А. И. Родимцева отбила Мамаев курган...»

Приведенный выше отрывок взят из книги Маршала Советского Союза Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления» и относится к осени 1942 года, когда на Волге разворачивалось грандиознейшее сражение в истории войн.

И вот спустя тридцать лет я спрашиваю у Родимцева:

— Вы помните тот первый день в осажденном Сталинграде?

— Конечно, — говорит он. — Такое не забывается. Наша дивизия сражалась в городе сто сорок дней и ночей. По своим записям, по донесениям командиров, оставшихся с тех времен, я могу восстановить все даты, число атак и контратак за каждый день, свои потери и взятые у врага трофеи. Но в памяти все эти сто сорок суток слились в один нескончаемый бой, и только отдельные дни — наиболее тяжелые и наиболее радостные — стоят особняком. И самые памятные среди них — день первый и день последний...

Приказ переправиться в Сталинград мы получили в Камышине, где дивизия пополнялась после тяжелого отступления летом сорок второго года из-под Харькова. На автомашинах прибыли в Среднюю Ахтубу. Оттуда пешим строем — в село Красная Слобода, которое стояло на левом берегу Волги как раз против Сталинграда. Черное облако гари поднималось над городом. С той стороны доносился грохот бомб и снарядов, треск пулеметных и автоматных очередей. Дивизия НКВД Сараева, отряды рабочего ополчения, остатки ваших воинских частей еще сражались, но было видно, что единая оборона разорвана и в нескольких местах враг вышел к Волге. Стоило на реке появиться катеру или лодке, как вода вокруг вскипала от разрывов, а с берега посудину секли пулеметные очереди. Казалось, ничто живое не проскочит через сплошную завесу огня, казалось, что вся эта затея с переправой — бессмыслица. Но в ночь на пятнадцатое сентября на правый берег ушли первые батальоны, а в следующую — и вся дивизия.

С собой в Сталинград мы взяли только легкие «сорокапятки». Ни танкам, ни более солидной артиллерии в развалинах не развернуться. Лишенные маневра, они бесполезны. Так что поддержку огнем мы могли ждать лишь с левого берега, и то пока не входили в соприкосновение с противником. А дальше надейся на себя.

Тридцать девятый стрелковый полк Долгова, переправившись через Волгу, утром атаковал Мамаев курган. Когда после боя я поднялся на высоту, все склоны ее сплошь были в воронках от бомб и снарядов. Тела убитых. Люди замерли в тех позах, как застала смерть: кто сжимал в руках винтовку, будто все еще бежал в атаку, кто замахнулся финкой, кто вцепился руками в опаленную землю.

Позже курган еще много раз переходил из рук в руки, еще много раз его распахивали снаряды, поливала наша и вражеская кровь. В следующую весну на этой земле, начиненной металлом, не взошла трава. Но я помню тот первый день освобожденного полком Долгова кургана и павших солдат, которые победили, хотя сами так и не дошли до вершины. Наш первый день в Сталинграде...

— А что было потом?

— А потом начались сталинградские будни. Изматывающие уличные бои, со своей тактикой, своими хитростями, своим пониманием успеха, своим отсчетом времени. Отбили атаку — хорошо, захватили дом — победа. Выстояли еще один день и одну ночь — сутки в нашу пользу.

— Вы сказали: «своей тактикой». С чем ее можно сравнить?

— Мне и до Сталинграда довелось много повоевать, но такого, как здесь, я не видел ни до, ни после. Поначалу дивизия заняла оборону от реки Царицы до Мамаева кургана — километров восемь по фронту. Но это не был обычный фронт. Каждый дом, вернее, его развалины, превращался в опорный пункт. Наши и немецкие траншеи разделяла ширина улицы. В короткие минуты затишья можно было слышать, о чем говорят в окопах врага. Ходы сообщения рыли по дворам. Использовали для них и канализационные колодцы и трубы.

Случалось, в одном доме находилось сразу два гарнизона: в подвале — фашисты, на верхних этажах — наши, или наоборот. Вырабатывали особый вид атаки: били в стене дыру, бросали в нее гранату, следом в брешь рвались сами. Конечно, такая тактика сложилась не сразу.

Дня через четыре после нашего прибытия в Сталинград отделение разведчиков во главе с сержантом Павловым доложило, что на площади им захвачен пустой дом, очень удобный для обороны. Наш передний край проходил тогда по Пензенской улице — это метров 300 — 400 от Волги, а дом, захваченный разведчиками, еще метров на сто — двести впереди. Я пометил на карте: «дом Павлова» — и послал для поддержки стрелковый взвод Афанасьева. Немцы быстро поняли ключевое положение «дома Павлова» и старались во что бы то ни стало его отбить. А мы заминировали подходы, усилили гарнизон пулеметчиками, бронебойщиками, снайперами. Дом превратился в крепость...

— И — в легенду...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.