- Запомни: Маршалковская, девять, квартира восемь. Маму зовут пани Мария. И, передвинув автомат на грудь, он сказал:
- Лети. А сам, пригнувшись, побежал вместе с остальными партизанами навстречу этим все приближавшимся фарам и все нараставшему реву танковых моторов. Самолет развернулся и, стеклянно взревев моторами, начал разбегаться, поднимая черные комья мокрой грязи. Но чем дальше и натужней он разбегался, тем отчаянней все звенело и дзинькало в фюзеляже, тем очевиднее становилось и пилотам, замершим в кабине, и Богданову, уцепившемуся за проволоку, и его ребятам, которые катались по полу, что самолет не может оторваться - он шел в гору, колеса вязли в грязи, сил для взлета не было. Оставалось только одно - сбавить обороты, развернуть машину и пытаться взлететь в обратную сторону - под гору. Но там шли танки и солдаты с фонариками. Летчики развернули самолет, но он с места не двигался, потому что засело левое колесо, а моторы ревели обидчиво и зло, и все вокруг звенело отчаянием; через фюзеляж пробежал тот лет. чик, что спрыгнул на землю первым, распахнул люк, поглядел на колеса, выругался свирепым матом и побежал, грохоча сапогами, в кабину. Степан поднялся, пошел следом за ним в кабину и, распахнув дверь, спросил:
- Противотанковые есть? Один из пилотов обернулся, оглядел его внимательно и ответил:
- Три штуки в ящике. Вот здесь. Степан взял длинные гранаты, вернулся к своим людям и сказал:
- подталкивайте их, что ли... Я постараюсь тех придержать. Он выскочил на мокрую, холодную землю и, виляя, побежал навстречу реву танковых моторов. Он бежал и кричал в темноту, пронизанную выстрелами:
- Давай назад, товарищи! К самолету! Толкнуть надо! Толкнуть! Он все время кричал это одно слово, как заклинание, он кричал это тем, кто лежал в траве за пулеметом, тем, кто перебегал от дерева к дереву, и люди поворачивали назад, к самолету, а он бежал навстречу все приближающемуся реву моторов, он видел черные силуэты, которые, переваливаясь на ямах, упрямо ползли к посадочной полосе. Богданов опустился на колени и пополз навстречу танкам. Он очень боялся, что какая-нибудь шальная пуля возьмет его сейчас, пока он с гранатами, и тогда танки вылезут на посадочную полосу, и все будет кончено. Поэтому он полз, прижавшись к земле, а потом поднялся и швырнул гранату под танк. Рвануло, высверкнуло тугим черно-красным пламенем. Фонарики заметались, трескотня автоматов сделалась острой и беспрерывной. Второй танк продолжал ползти вперед. Степан оглянулся: но в темноте самолет ему не был виден, и он не знал, что самолет уже начал разбегаться, и он не слышал натужного рева его моторов, потому что прямо перед ним был второй танк, и вот еще минута, и он вылезет на полосу. Степан швырнул вторую гранату, но танк продолжал ползти вперед. Тогда Богданов закричал что-то жалобное, отчаянное и, прижав к себе длинное тело гранаты, ринулся наперерез к танку. И в самый последний свои миг он услышал за спиной визг моторов и понял, что самолет оторвался от земли, хотел отшвырнуть от себя гранату, но поскользнулся, упал, сжался, ощутил острый запах керосина, почувствовал рядом, близко, в метре, горячее тепло металла, а после что-то громадное сделалось белым, легким, большим, маленьким, красным, огненным. И - все. Летчик вошел в кабину к своим товарищам и, сняв шлем, сказал:
- Нога у нас сломалась. Будем на брюхо садиться, передай во Львов. Как бы только эта штукенция не взорвалась. Дома взрываться обидно.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
6. «Союз борьбы...» (1895, сентябрь-декабрь)