— Как вам будет угодно, — сказал Вихрь. — Я могу рассказывать или лучше записать на бумаге?
— Пишите, — сказал шеф. — Будет неплохой материал для контрпропаганды на красные войска по радио.
— Во-первых, этим вы погубите меня как вашего возможного агента. Во-вторых, вы погубите моих близких.
— О ваших близких, об их адресах, именах, отчествах и годах рождения мы будем говорить позже. Вот вам бумага и перо. Мой коллега проведет вас в тихую комнату, где вам никто не будет мешать. К сожалению, наши стенографистки не знают русского языка, я лишен возможности облегчить ваш труд. До вечера.
Всю ночь Степан Богданов рассказывал Коле свою одиссею. Его взяли в плен ночью двадцать второго июня контуженным. Потом были лагеря, голод, пытки, побег. Сорок дней Степан шел через всю Германию на восток, в Польшу. Попался он случайно: ночью в маленьком селении обворовал магазин — замерзал в своей робе да и от голода шатало. Оделся во все теплое, взял колбасы, забрался в кустарник около реки и не сдержал себя — набросился на еду. Свалила дизентерия. Здесь, в бреду, его и нашли мальчишки из гитлерюгенда.
— Я уж потом узнал, где я был, — говорил Степан. — Помнишь, мы на уроке географии у Андрея Васильевича к Германии зубы пририсовали на карте? Возле Бреслау? Там меня и взяли. А шел я из Баварии, с шахты «Мария».
— Ну? Дальше?.. — спросил Коля. — Что дальше-то?
— Дальше хуже. В гестапо меня держали месяца три. Следователь у меня был Шульц. Мордастый такой, краснорожий... Они на моем ворованном костюме споткнулись. Он был сшит на немецкой фабрике, а материал-то наш — с «Большевички». Ну, они меня и начали мотать — мол, ты чекист, заброшен на связь. Шульц меня все донимал, чтоб я на каком-то процессе выступил как советский офицер, разведчик... Потом в госпитале валялся, а после они меня власовцам перепульнули, в Восточную Пруссию. Никак не верили, что я просто пленный, сбежал из лагеря. А фамилию свою мне говорить тоже нельзя: я на шахте с мишенью на спине ходил, как штрафник... Ну вот... Привезли меня, значит, в контрразведку к Власову...
— А как ты попал сюда? — спросил Коля после долгого молчания.
— Расскажу... Погоди... А ты зачем? У тебя ж документ есть. Ты зачем сюда пришел?..
«Если люди так врут, тогда надо пускать пулю в лоб, — думал Коля. — Не может быть, чтобы так человек исподличался. Но ведь я знаю его по Москве. Он друг мне. Я знал его лет десять».
— Я попал сюда по дурости, — соврал Коля. Он не смог себя заставить сказать Степану правду. Долг жил в нем помимо его самого. «А может, это никакой не долг, — думал Коля, — может быть, просто я сейчас подличаю и продаю самого себя, потому что незачем играть в нашу игру, если никому не веришь, а особенно другу».
— Я боюсь, они меня прижмут, если ты не...
— Это как?
— Ну, если ты скажешь им, что знал Родиона Матвеевича Торопова...
— Ты по документу Торопов?
— Да.
— А если документ — липа?
— Я этого и боюсь — тебя завалю. Я не обижаюсь на тебя, — улыбнулся Степан, — я понимаю, откуда ты. Как только ты не обернулся, я сразу понял.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.