Люди и гуси

- Лекция о великой Германии? - Я искренно рассмеялся.

- Вальтер, не собираешься ли ты пригласить меня еще и на чествование Геббельса?

Вальтер таинственно улыбнулся и натянул фуражку.

- Заходи все - таки...

Он пожал мне руку и толкнул в вокзал.

- Скорее! Поезд!

Я все же пошел на лекцию. Честное слово, это была самая потешная из всех когда - либо слышанных мной лекций. Все было как будто по - настоящему. На трибуне ораторствовал двадцатипятилетний парень в безукоризненно черном костюме и строгом вечернем галстуке. Он говорил с таким возмутительно напыщенным видом, что мне захотелось дернуть его за нос.

- Главное для всех немцев - сорганизоваться и бороться... (в дверях показывается фуражка охранника)... бороться с гриппом. Грипп - болезнь опасная и может унести в могилу многих полезных... гм... полезных (фуражка исчезает), - хотя, разумеется, совсем неплохо, если грипп уносит подлецов, которые служат предпринимателям. В сущности, если бы в один прекрасный день все фашисты подохли... (вновь показывается фуражка, и оратор начинает покашливать)... Честный немец должен воспитать здоровое поколение, которое будет способно вести борьбу за великую... третью... и (ушел этот черт?..) «третью империю» - лозунг всех дураков, которые особенно размножились после сожжения германского парламентаризма.

Этого оратора героически слушали два десятка специально для этой цели мобилизованных комсомольцев. Они едва удерживались, чтобы не расхохотаться. Настоящее собрание происходило в другом углу, где чинно сидевший в толпе Вальтер с необыкновенно равнодушным видом говорил слушателям, в большинстве обращенным к нему спиной:

- Возьмите, например, Клауса. Этот подлец, три года сохранявший свое место в завкоме, сейчас окончательно перешел к наци. По слухам. он даже кочет стать штурмовиком. Кто сорвал забастовку в трансформаторном отделении? Клаус. Он получил за это... тсс... тише (пауза)... он получил за это две тысячи марок. Хозяева хорошо платят... Теперь перейдем к остальным...

- Вальтер, ты молодчина, - сказал я ему, когда мы выходили из кино.

Он улыбнулся, довольный своей проделкой.

- Ребята хорошие, - сказал он, помолчав. - Все будут нашими... Кстати...

Мы поравнялись с бесцветным ровненьким зданием бывшей социал - демократической школы, сейчас превращенной в расово полноценную школу нового поколения.

- Зайдем в эту трущобу. Ты посмотришь, что эти негодяи делают со своими юнцами.

Боковой переулок дышал невидимой, слежавшейся гнилью. Обнесенный шестиэтажными отвесами домов, он наводил неотвратимое уныние стандартизованной аккуратностью своих ровненьких как на параде домиков. В вестибюле, где пахло респектабельностью, клейстером и сорокалетними наставницами, красовалась дешевая аппликация: «Выставка ученических работ». Начальство выставило лучшее, но до чего все - таки условны вкусы! Лошадки, вишенки, арлекины, зайчики. Вот домик с чистенькими балкончиками, фикусами и грядками картофеля. Вот мышка - норушка с зернышками на пашенке. Вот люлька с собачкой: агу, маленькая!... А вот рисунки, статуэтки, переводные картинки. Гитлер, Гитлер, Гитлер... Тысяча вариаций одного и того же - приспущенной пряди и коротких усов. Мы шли, и глухая усталость шагала за нами по комнатам. А рядом стояла пятнадцатилетняя недотепа в чистеньком платьице и с цветочками в аккуратно зачесанных кудрях и умильно смотрела на посетителей, ожидая неминуемого поощрения.

- Недоросль! - сказал я про себя Вальтер даже плюнул со злости.

- Подумать только, - оказал он, - что в двух километрах отсюда были баррикады Веддинга и Нейкельна.

Вечер пустынен. Сухой ритм шагов утомителен как молчание. Вечер мертв, словно в пейзаже Коро. Кажется, в воздухе расплылась какая - то грусть. И я вижу, как всегда счастливому Вальтеру становится не по себе.

- Слишком много крови, - говорит он задумчиво. - Фашизм подбирается к нам... Обманом, лестью, угрозами. Но много ли охотников нести собственный труп на кладбище?