Листки из записной книжки

З Наган| опубликовано в номере №139, декабрь 1929
  • В закладки
  • Вставить в блог

День и ночь по шахтной горе отработанной черно - серой породы, бегает вниз и вверх вагонетка, - вверх - с породой, вниз - пустая. На остроконечной вершине горы вагонетка механически опрокидывается. Днем видна вспышка угольной пыли, облако скрывает вагончик, но ровно через две минуты он летит вниз. По хаотической горе пароды вагон бегает с точностью стрелки часов. Ночью вагон летит в черной тьме и не падает в сторону: он на рельсах. Невидимая рука управляет движением. Оно точно, свободно, размерено. Так уверенно летит паровой по ночным, черным полям. Он на рельсах, как жизнь.

По дороге на шахту «Смолянку» попадается рельсовый путь. Сталь пожелтела, между шпалами жесткий бурьян. Возчик, у которого из бороды торчит, как палочка, нос, говорит, что этот путь строили шахтинцы, - те, кого недавно судили за вред государству.

«Вредные проложили этот путь неизвестно куда, чтобы возить неизвестно что, кого...». Так теперь и лежит стальной путь, память о вредных строителях. Возчик еще говорит: «Эта пути - железо хорошее, если поднять и перелить, какие вышли бы обода». Он вздохнул и наклонился к колесам возка.

На улице города Сталино всегда толпы людей. Вагон трамвая еле ползет, он набит людьми до отказа. Люди на тротуарах, и на мостовой. У остановки вагона милиционер говорит вагоновожатому: «Дуй без посаду». Вагон проходит не останавливаясь. В толпе шагает высокий человек с черной бородкой, в светлой шляпе. Пальто цвета красной меди. Острые глаза, крутой подбородок. Почему - то думается, что в таком костюме и с такими глазами ходит американец - инженер по вновь открытому прииску в Канаде. Очень жадные глаза, очень крутой подбородок. И гордость, и властность в плечах. Мимо идут шахтеры в черных брезентовых куртках, идут торговки с булками, идут девушки в шляпках, об руку с париями в белых воротничках и манишках. Стоят люди с бледными лицами и зло просят копейку. Осколки рудничной жизни, - это спившиеся горняки, которые больше пили, чем работали в шахте. Надо разрушить легенду, что шахтер - буйный, пьяный, отчаянный. Таков не он, а эти осколки.

Труд в шахте по тяжести не сравним ни с каким видом другого труда на земле. Потому - то шахтер бережет силу, много жизни отдает сну - восстановлению сил. После сна - воздух. Шахтер сидит у заборика дома на лавке, хмуро думает, изредка улыбается. В * беседе он взвешивает каждое слово, мало жестикулирует, умеренно движется. Внутренний мир шахтера выработал противоядие страшной усталости, выработал правила ходьбы, всего отдыха. Инстинктивно шахтер подчиняется этим правилам: надо много сил в шахте, МНОГО энергии. Отчаянно буен летун, пришлец из деревни, непривычный к черной угольной шахте, опасности. В шахте он робок, пуглив, на поверхности земля - пьян, задирист и мстителен.

О шахтерской жизни, почти ничего нет в отарой русской и советской литературе. В большой библиотеке «Смолянки» - десятки тысяч книг, но ни одной - о «Смолинке» - самой глубокой шахте в стране. В библиотеке можно прочесть книгу Золя «Углекопы», книги о подземной работе в Северной Каролине. А об этой опаснейшей газовой шахте - ни строчки. Наши писатели ив любопытны - смертный грек для писателя. Даже местный поэт не спускался в шахту. Он написал: «Ветер на рассвете метил в шахте шкив порвать». «Плачут рейки и рельсы от раны, их изранил копытами кинь». Много ветра в поэтической голове. В шахте нет ветра и шкив - над зданием шахты. И не коль ранит копытами рельсы, а «совсем даже наоборот».

Кто работает в недрах земли? Организации рудников не знают - не любопытны они. Есть твердые кадры рабочих, живущие десятилетиями здесь. Но этих - мало. Большинство - летуны, зюзики, как их называют. Они из деревни, работают два -три дня, две недели, два месяца - и уходят. На их место приходят новые. Эти уходят - друтие приходят.

По дороге с рудника «Ветка» на Биволуль - Мариупольский рудник разговорился о молодым шахтером: «Откуда родом?»

- «Из Курской». «Сколько на шахте?» - «Двадцать шесть дней». - «Почему же сейчас ты не в клубе, там вечер?» - «В клубе делал для меня совсем мало. - «А какие же у тебя есть дела?» - «Очень простые. Вынул из шахты в день три рубля и довольно»...

Такие группы людей из деревни работают в шахтах на руднике. Одной группе нужно вынуть три рубля в дань. А другой? А третьей?

Что нужно в шахте летуну? Сижу в забое шахты Наклонной. «Вчера, - говорит черный забойщик, освещенный кружочком, падающим от лампочки «Вольфа», - вчера услышал треск в соседнем забое. Знал, что там ковыряется новенький. Думаю: что же ото трещит, быть может, села стойка? Дай посмотрю, помогу. Полез. Вижу, мой летунов бьет ногой по деревянной ручке желонки. Сломал - и лезет в продольную. - Куда идешь? - спрашиваю. «Да иду на гору, сломался струмент». А, ведь, сам сломал! Я думаю, - говорит забойщик, - зачем же сюда ему нужно было опускаться? Работать не хочет? Не хочет. Я так понимаю, что ото кулацтво является. Нужна ему для деревни бумажка. И только. А у нас недовыработка, - лопата в горло...».

Секретарь комсомольской ячейки «Смолянки» - человек с тридцатилетним лицом, знакомился пак: - «Шаповаленко, сын рабочего и сам рабочий». Кичливо. Отвратительно прозвучало. Секретарь это почувствовал сам и покраснел. Но то, что он кичится званием рабочего, очень понятно постоянных кадров на руднике мало, ежедневно в нарядной - десятки новых фигур из деревни. Они озираются пугливо и с раскрытым ртом слушают техника, обгоняющего правила поведения в забое. Через неделю пугливость проходит. В нарядной слышал речь: «Хлеб у меня взяли. А для кого? Говорили, что хлеб - шахтам, заводам. Ну, вот теперь я в шахте. Мне мой хлеб нужно даром. Почему за свой хлеб я плачу?» Летун явно прикидывался плутоватым. И без всякой связи с предыдущим словом, он злобно начал пушить колхозы: - «Это все ихние штуки». Кто этот летун? Какое в деревне хозяйство у него? С какой целью пришел он на рудник? Никто не мог бы здесь на это ответить. Не любопытные.

Случайно обнаруживается на руднике «Ветка»: дверь из продольной в квершлаг, или в другую продольную - раскрыта настежь. Преступление без уличенного. Подземные коды, галереи омываются потоками воздуха сверху. Закон пресечения воздуха, направление воздушных струй, их регулирование, - все его большая система вентиляции. Воздуха и так мало в такте, а туг кто - то открыл дверь - заслон, значит, дальние забои остались без воздуха, струя пошла не туда, куда надо по расчетам технической научной мысли. Значит, в некоторых забоях люди задыхаются в безвоздушном пространстве, отравляются испорченным воздухом. Кто же открыл дверь? Случайность ли это? Вспоминается тот летун, который нотой сломал ручку желонки.

Все области жизни на руднике пропитаны текучестью рабочей силы. У библиотекарши шахты «Смолянки» голос с надрывом, с первинкой. Ежедневно она принимает десятки шахтеров, уходящих с рудника и просящих справки, что «книги не бриты». «Сколько работал?» - «Двенадцать упряжек». - «Сколько работал?» - «Десять упряжек». Упряжка - выход на работу, рабочий день - по - шахтерски. Библиотекарша отмечает на удостоверении об увольнении: «Книг не числится».

Забойщик Харитонов говорил после смены: - «Когда попадется в пласте колчеган (колчедан), то заходишь и с этой стороны» и с той, и со всех сторон, искры идут от удара. Колчеган, - это тогда не работа, это убийство какое - то. Скрипит желонка глаза лезут на лоб, но рабочий класс делает, потому что нельзя не делать. Работаешь так, что ножка огибается. Вот что такое колчеган, а ты спрашиваешь».

Панчоха - экономработник комсомольской ячейки «Наклонной» - не знает, сколько молодежи в забое, кто работает, сколько постоянных рабочих. Мало знает о местной жизни, а когда спросишь про шахту, то прямо не отвечает, а обязательно с добавлением: - «Да я сам работал в шахте».

- У вас есть радиостанция!. Коротковолновая?

«Да... нет... почти коротковолновая, - говорит он. Так на все вопросы. В шахте он не был с марта месяца. Кадровых ребят из молодежи, не состоящих в комсомоле не знает». Сколько их? «А кто их считал?» До удивления не любопытен экономработник комсомола. - «Будут машины на вашей шах - те?» «Да... нет... рудоуправление наверное знает». - «В барак сеточников часто ходите?» - «Как сказать!», - отвечает он.

В бараке сезонников - голые нары. Лежит человек, раскинув руки. «Кто тут пришел?», - он хрипло спрашивает.

Пахнет водкой. «Ты откудо - ва?», - спрашивает властно сезонник и начинает доказывать, что Россия гибнет.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены