Наконец, губернатор Бантыш превращается в почтово - телеграфный пункт для непосредственных сношений департамента полиции с Трещенковым, назначенным начальником полиции округа.

29 - го Бантыш передает Ленинграду телеграмму Трещенкова.

« - Забастовкой рабочих руководит стачечный комитет, во главе которого стоит ссыльный поселенец Зеленке, на приисках разъезжают агитаторы, поддерживающие забастовку. Были неоднократные случаи насильственного снятия рабочих забастовщиками под угрозой избиения».

Вот это для департамента полиции было настоящее дело.

«Есть основание предполагать, что с арестом забастовка будет сорвана».

И 30 - го директор департамента полиции Белецкий телеграфирует Бантышу в совершенно категорических тонах:

«Предложите непосредственно ротмистру Трещенкову немедленно ликвидировать стачечный комитет».

План дальнейшего был совершенно ясен, и Трещенкову оставалось лишь выполнить его с достойной жандарма и опричника честью.

Еще 8 марта, Киренский уездный воинский начальник отправляет в Бодайбо воинскую команду в 75 человек.

И в тот же день было вывешено объявление, поставившее стачку на мертвую точку. Оно гласило:

«Главное Промысловое Управление объявляет всем рабочим «Ленского Зол. Т - ва», самовольно прекратившим работы, что Управление от дальнейших переговоров с забастовавшими рабочими отказывается, считает, что со стороны рабочих нарушены условия найма, и объявляет, что всем рабочим, не вышедшим на работу 8 - го марта в установленное время, предлагается явиться в надлежащие конторы за получением причитающихся им денег и документов. Не явившиеся за расчетом, из числа тех, которые не вышли на работы 8 - го марта, таковой после 12 ч. дня 10 - го марта будет произведен через г. г. горных исправников, которым и будут посланы деньги и документы. И. об. главноупр. промыслами, горный инженер Теппан».

И в это же время:

Жандарм Познанский, начальник жандармского иркутского управления в своей телеграмме от 31 марта говорит: «Приобрел агентуру, заявление которой (провокаторов - осведомителей): значительное количество рабочих при желании не могут стать работать, боясь насилий комитета».

Губернатор Бантыш, войдя во вкус дела, со своей стороны, подстегивает рвение Трещенкова: «в случае ареста, действуйте без шума»... «5 случае нарушения мирного хода забастовки, подавляйте всеми мерами, до воинской силы включительно»

Прокурор Преображенский объявляет рабочим, что он не будет принимать коллективных заявлений рабочих и предлагает это делать каждому от себя, явно провоцируя рабочих на хождение их массой к нему.

Все, что нужно, было готово, и занесенная над рабочими рука опустилась.

4 – е апреля

Не будем рассказывать о них своими словами. О них ярко говорят документы.

Вот описание картины расстрела, по словам очевидца, выборного Д. С:

«Все согласились пойти к товарищу прокурора с жалобой на все обиды и с просьбой увеличить женатым паек и на словах хотели выяснить об арестованных. «Сознательные записки» к товарищу прокурора у многих были. Я шел в первом ряду. Когда мы шли около отвала (справа дороги), офицер скомандовал и сыграл сбор. Шли мы медленно в роде «разгулки», вижу - по полотну быстро идет Тульчинский. Повернул по Надеждинской дороге к нам, встретил нас у перекрестка. В это время, после сигнала, из народного дома выскочили солдаты и заняли линию от входа в народный дом до полотна. Мы стояли с Тульчинский против второго забора по Надеждинской дороге за канавой. Нас окружал народ. Тульчинский поздоровался и спросил: «Скажите, братцы, куда вы идете?» Я отвечаю: «Идем к товарищу прокурора с жалобой на обиды Ленского т - ва и полиции. Только мы хотим, Константин Николаевич, сойтись с феодосиевскими, чтобы вместе идти, а дорога перегорожена. А зачем это солдаты? Стрелять будут?» - «Нет, братцы, стрелять не будут, - только к солдатам не ходите». Я и говорю: «Мы этого и не думаем, а так как нет прохода, мы и одни к товарищу прокурора пойдем». - «Нет, не ходите к солдатам, а вот идите тут, через механическую к Феодосиевскому». А я говорю: «Нет, пусть в нас не стреляют, мы по этому свертку пойдем прямо к товарищу прокурора». Тут он спрашивает: «Зачем вы к товарищу прокурора идете, с какой просьбой?» Я говорю: «Мы не можем вам этого сказать, ведь, вы сами с нами отказались переговоры вести, ведь, вы от этих слов не откажетесь?» - «Я хочу знать, братцы, вашу просьбу». Мы ему тогда рассказали. Он нам ответил: «Я сейчас был на Феодосиевском прииске, рабочие согласились там на мое предложение, что я им к 9 часам завтра представлю на глаза арестованных». - «Почему же завтра, а не сегодня; мы уже тридцать верст шли - голодные. Мы лучше подождем». - «А, братцы, скажите мне, если с вашей стороны погрома и насилий не будет, то я и сегодня представлю». Я говорю: «Помните, как вы у себя говорили, что, как ехали сюда, боялись, что здесь беспорядки, а, увидев нас, - успокоились: так все спокойно и пьяных нет. Зачем же вы теперь так говорите?» - «Освободите нам путь к товарищу прокурора - мы тут и пройдем». Вот в этот момент и был залп. Стояли и они, и мы к солдатам в полуоборот. Тульчинский тут закричал: «Что вы делаете?», а я кричу: «Ребята, ложись». Тульчинский тоже лег и кричит: «Перестаньте стрелять, что вы делаете, варвары?», а сам плачет, левой рукой машет фуражкой. Мы лежали с ним голова с головой, а ноги у него к Надеждинскому, а у меня к Александровскому тракту. Потом он стал на колени, опять махал фуражкой и платком Я приподнялся, сейчас же пуля в рукав пиджака. Видел, что солдаты стреляли и снова заряжали, перед ними лежали патроны. Как кончилась стрельба, мы вскочили, а кругом, кто полз, кто сидел, кто лежал без движения. Стон стоял... кричат... «Погибаю, прощайте, братцы». Во время разговора с Тульчинский, кто сидел на таборах, кто на городьбе, так их тут захватывали пули. Никто специально Тульчинского не охранял, один товарищ полз ему через ноги, и тут его убило. Мне или кому - либо другому он свою фуражку не давал. Вот, когда вскочили, мы хотели у него личную подпись взять, что был с нами, но он не мог писать, к карману руку тянет и весь трясется, а тут ротмистр кричит: «Расходись, а то опять стрелять буду» - так и бросили. Во время стрельбы три человека за фалды Тульчинского держали (Ф., П., потом я), так как думали, то, если он убежит, нас тогда переколют или перестреляют всех. Кто знает, что у них было на уме. Прямо с места я побежал на Феодосиевский прииск, так как Видно было бегущих оттуда, и мы боялись чтобы они жертву не принесли».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.