— Владимир Ильич очень подробно расспросил меня, как и зачем я очутилась в Самаре, и когда узнал, что я выслана по делу якобинцев-бланкистов... очень заинтересовался этим обстоятельством и, по-видимому, взял меня как объект для изучения. Вообще, припоминая Владимира Ильича в Самаре, я прихожу к заключению, что он изучал не только Маркса, но, пользуясь всяким случаем, всяким знакомством, впитывал в себя опыт прошлого революционного движения... Владимир Ильич... как настоящий стратег, с большим вниманием и интересом относился к каждому новому человеку, расценивая его как солдата, с точки зрения пригодности для будущего боя, и в своей оценке редко ошибался. Вспоминается мне по этому поводу один эпизод из самарской жизни. Весной 1892 года приехала ко мне моя близкая приятельница и единомышленница, в то время якобинка, Романова. Романова была умная женщина, хороший оратор, но со слабой сравнительно теоретической подготовкой... Виделась она с Владимиром Ильичем раза два: один раз мы были у Ульяновых, другой раз при ней ко мне заходил Владимир Ильич.
Однако Ленин не забыл и о столь мимолетном знакомстве со старой революционеркой. Как пишет Мария Голубева.
— Лично из группы якобинцев Владимир Ильич знал только меня и Аделаиду Ивановну Романову, с которой виделся лишь осенью 1892 года, и тем не менее с большим интересом расспрашивал о ней при встрече со мной в 1918 году и был, видимо, огорчен, что она не с нами, а с меньшевиками...
С Голубевой связан и еще один любопытный эпизод, о котором вспоминает, разумеется, со слов брата, Мария Ильинична:
— Во время одного своего приезда в Москву (по-видимому, это было до его ссылки) Владимир Ильич попросил одну свою старую знакомую (М. П. Голубеву) дать ему квартиру для свидания с двумя товарищами. Попробовав достать такую квартиру в одной знакомой радикальной семье и потерпев неудачу, Мария Петровна решила устроить свидание для Владимира Ильича на квартире своей сестры, которая была замужем за частным приставом. Узнав от сестры, что муж ее в определенный день будет в каком-то наряде, она дала ее адрес Владимиру Ильичу для него и его знакомых, указав время, когда надо прийти. Владимир Ильич пришел раньше, и они с Марией Петровной уединились в маленьком кабинетике и беседовали там в ожидании прихода других. Вдруг неожиданно возвращается пристав, выяснивший, что дело, которое ему было поручено, откладывается и он имеет время, прежде чем идти в наряд, пообедать дома... Пристав с большим гостеприимством пригласил обедать и Марию Петровну. Жена его сказала, что Мария Петровна не одна, а у нее сидит ее знакомый. Но пристав настоял, чтобы к обеду был приглашен и тот. И вот Владимир Ильич пошел с Марией Петровной обедать вместе с приставом. Хозяин, не зная, конечно, с кем он имеет дело, был воплощенной любезностью и, чтобы занять своих гостей, стал рассказывать о том, что он пишет мемуары, которые представляют большой интерес. Владимир Ильич поддакивал ему: «Да, это должно быть очень интересно» — несколько раз в течение обеда. Сказал то же самое и на приглашение пристава прийти как-нибудь к нему вечерком, чтобы послушать чтение этих мемуаров. Во время этой беседы пристав рассказал между прочим, что он сидел в тюрьме месяца три (он сидел за какую-то недостачу денег) и чуть ли не там занимался своими мемуарами. К счастью, два товарища, с которыми Владимир Ильич должен был иметь свидание, пришли позже, когда обед был уже окончен и пристав ушел к исполнению своих обязанностей.
Сохранились разрозненные ленинские воспоминания и о других чем-либо памятных самарских встречах и беседах. Высоко ценил Владимир Ильич близкого друга Алексея Скляренко, фельдшерицу Марию Лебедеву, скончавшуюся совсем еще молодой от скоротечной чахотки. Зимой 1894 года в одном из первых петербургских писем к младшей сестре Ленин запрашивал и об этой революционерке:
— Видаешь ли М[арию] И[вановну]? Едет она в Крым или нет? Получила ли она мое письмо?
Это ленинское письмо, к сожалению, не сохранилось.
Зимой 1927 года Надежда Константиновна пишет помощнику директора Института Ленина Вильгельму Сорину о том, что рассказывал ей Владимир Ильич:
— ...про кружок самарских фельдшериц и про Марью Ивановну Лебедеву. Писарев в соединении с Чернышевским и Марксом создавал особый тип радикализма, которого никогда не знала Европа. Это критическое отношение к быту, стремление создать новый быт характерно было для самарских друзей Владимира Ильича. Это была не старая показная нигилистячина... Это был глубокий внутренний разрыв со всем помещичье-буржуазным укладом, попытка создать новые, не связанные никакими условностями, человеческие отношения. Марья Ивановна Лебедева как раз и была человеком, порвавшим со всеми условностями.
На забавный эпизод ссылается Михаил Семенов:
— Как-то, идя с Владимиром Ильичем по улице, я заспорил с ним по поводу одной из только что прочитанных мною его рукописей. В споре выяснилось, что я неправильно понимал одну длинную фразу в его статье и относил имевшееся в ней придаточное предложение не к тому слову, к которому относил ее автор. Сколько он мне ни истолковывал своей мысли, я ее так и не понял. Только уже потом, в комнате, имея рукопись перед глазами, я правильно понял спорную фразу. Содержания статьи, о которой идет речь, я не помню, но курьезная история с «придаточным предложением», которую иногда шутя напоминал мне Владимир Ильич, засела в моей памяти очень прочно.
Ленин встречается в Самаре в 1891 году с другом детства и односельчанином Марка Елизарова — поэтом Скитальцем (Петровым). Четырнадцать лет спустя, уже в Женеве, летом 1903 года, Скиталец снова беседует с Владимиром Ильичем, который, как утверждает мемуарист, сказал ему:
— Отлично помню нашу с вами встречу у Елизарова! Вы и тогда, кажется, неплохие стихи пописывали! Марк показывал. Он чудак: почти сорока лет опять в студенты поступил, в технологический, но, конечно, от политики не мог отстать, — влопался, в тюрьму попал, выслали! Пропало инженерство.
Теперь понятнее становится ленинский постскриптум к письму, адресованному 7 апреля 1902 года из Лондона в Самару:
— ...Скитальца получил и читал с очень большим интересом. И сам читал и другим давал.
Возвращает Ленина к Самаре начала девяностых годов и одна из уже петербургских бесед с Михаилом Сильвиным. Последний пишет:
— Летом 1895 года я был в Самаре. Из разговоров там с моими старыми друзьями по Нижнему Григорьевым и Пятибратовым я узнал, во-первых, что в Самаре имеется подпольная социал-демократическая организация, ведущая пропаганду среди местных рабочих, и, во-вторых, что «Самарский вестник» стал совершенно марксистской газетой. Когда в Петербурге я сообщил об этом Владимиру Ильичу, он отнесся ко второй части сообщения недоверчиво, заметив, что в бытность его в Самаре
— Мы не имели ничего общего с редакционным органом господина Реутского (редактора-издателя газеты).
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.