Легенда о комсомольском билете

Время было выиграно. Отряд исчез в наступивших сумерках. Немцы пошли в последнюю атаку. Но отстреливаться уже было некому. Только двое оставшихся в живых уходили к лесу. Пожилой раненый солдат тяжело опирался на плечо безусого кучерявого парня.

Ранены были оба. Но молодой держался крепче. Их нагнали на половине пути. Тогда молодой достал из кармана что-то завернутое в тряпочку и сунул это второму:

– Уходи. Я задержу. Гранату мне отдай. Ползи в сторону: не найдут. Это возьми. Там комсомольский билет. Друга моего. Сбереги...

Он полз, пока у орешника, где остался молодой, не громыхнула третья граната. Последняя. Потом тишина. И чужая речь... Не уйти... Достал билет. Кроме него, в карманах ничего не было. Подумал. Увидел на билете пробоины и уже решительно отпорол угол подкладки. Спрятал туда билет. Попробовал ползти дальше и потерял сознание.

...Вместе с другими пленными его загнали в пахнущий лошадиным потом вагон. Лязгнул засов. А через час колеса начали нудить: «Конец, конец».

В темноте кто-то наткнулся на щель, пробитую лошадиным копытом. Охнул: «Дыра...» Потом хруст досок заглушил все звуки. Казалось, хруст сильнее всех звуков. Сердце замирало от страха: услышат те, что на крыше. Но обошлось.

Бежать решили все, у кого хватало сил и мужества преодолеть страх перед равнодушно стучащими жерновами колес. В вагоне остались только те, кто не мог подползти к пролому. Они с тоской следили за уходящими. Им было страшно оставаться здесь и ждать конца ночи, прихода конвоя и почти неизбежной расплаты за дерзость ушедших и собственную слабость...

Молодой лейтенант из курсантов, вместе с которым солдат провалялся двое суток в вонючем амбаре, а потом тащился, опираясь на его плечо, уходил последним. Перед прыжком он подполз к солдату и, прощаясь, прошептал, будто извиняясь:

– Ну, не поминай лихом. Ухожу... Адрес хоть дай. Запомню. Может, что надо? Не сомневайся – передам...

Что же передать? Звездочку с него немцы сорвали. Нащупал под подкладкой билет. Последнее, что осталось.

– Вот. Сына моего билет. Передашь нашим. Иди...

Лейтенант повис на руках в черном провале. Солдат зажмурился. Он боялся услышать крик, обрывающий всякую надежду.

А когда вновь открыл их, в проломе металась лишь темнота. Колеса вагона ликовали: «У-шел, у-шел...»

...Только на пятые сутки лейтенант и еще один беглец добрались до края болота.

Стась Кружковский не умел читать по-русски. Собственно, и по-польски-то он едва научился недавно. Уже здесь, в лесу, спасибо панне учительнице. Его выбрали командиром отряда не за грамоту, а за ненависть к швабам, храбрость и знание леса. Тридцать лет без малого крутился он тут егерем у ясновельможного, будь он проклят...

Стась перебирает вынутые из тряпочки бумаги. Их взяли у русского, что приполз из болота с товарищем. Стась берет в руки серую книжечку. На обложке – хорошо знакомый профиль. «Ленин! Почему он в крови? У русского нет раны. Значит, чужой документ. Зачем взял?»

– Русского, как придет в себя, сюда приведите. Да скажите учительнице, чтобы осмотрела того, второго. Плох он. Сласти надо. И кто по-русски может, пусть придет... – командует Стась заместителю...

Почти год провели, русские в отряде. Они оказались лихими ребятами. Словно нет для них смерти. Лезут на самые опасные дела. И всегда вдвоем.

Немцы уже прослышали о русских из отряда егеря. За их головы обещано по двадцать тысяч. И за голову самого Стася еще двадцать.

Только пока летят головы швабов. Правда, становится все труднее выходить к дороге для диверсий. Но отряд Стася жалит немцев все больнее и больнее. А русские отличаются больше всех. Не зря их так «ценят» швабы...