Крылатая медицина

Тамара Илатовская| опубликовано в номере №891, июль 1964
  • В закладки
  • Вставить в блог

Из этих выводов рождались схемы противоперегрузочных костюмов. Жесткими, заполненными сжатым воздухом манжетами и поясом этот костюм регулирует ток крови в теле. При положительных перегрузках он не дает ей отхлынуть в ноги, при отрицательных защищает мозг. Костюм повышает устойчивость летчика на 1 – 2 g. Для космонавта этого мало. К тому же костюм предназначен для кратковременного полета.

Первое условие космического полета уже было заявлено: перегрузки должны быть направлены в грудь. Нашли и самую удобную для космонавтов позу: ноги согнуты в коленях, голова слегка приподнята (градусов на десять). Так оформилось кресло «Востока». Теперь оставалось решить, как сохранить неизменным направление перегрузок. Это была уже чисто техническая задача. И, конечно, ее решили. Сделали кабину «ваньку-встаньку», которая всегда поворачивает космонавта грудью к перегрузкам. Как бы ни кувыркался космический корабль, выносливость космонавта остается максимальной.

Обнаружился и другой могучий фактор, решающий участь пилота, – время.

«Человек может выдержать огромную тяжесть малую долю секунды», – записал как-то Циолковский.

В Нью-Мексико, близ большой американской авиабазы, был проложен 12-километровый рельсовый путь. Летчики, проезжая мимо загадочного сооружения, беззлобно пошучивали. Они не знали, что известный врач Стэпп будет рисковать здесь жизнью, чтобы установить предел ударных перегрузок. На рельсы поставили ракетную тележку. Стэпп залез в нее и накрепко привязался ремнями. Сорвавшись со старта, тележка помчалась с огромной скоростью. Через несколько секунд ее резко остановили. Все знают, что бывает в автобусе, когда он внезапно тормозит перед зазевавшимся пешеходом. Здесь же скорость была реактивной. В момент торможения Стэпп весил около трех с половиной тонн. Пятидесятикратная перегрузка ослепила его, почти лишив сознания. Правда, вскоре все прошло, и только опухшие веки несколько дней напоминали об опасном эксперименте.

Чтобы набрать вторую космическую скорость при ускорении 5 g, требуется 4 минуты 45 секунд, при 7 g – 3 минуты 10 секунд, при 10 g – 2 минуты 6 секунд. Что же лучше: подвергать космонавта пятикратной перегрузке в течение пяти минут или ему легче будет перенести три минуты семикратной?

После бесчисленных опытов с центрифугой врачи нашли оптимальное соотношение времени и перегрузок. Оказалось, что при длительном космическом перелете, когда ускорение будет сохраняться довольно долго, лучше всего прибегнуть к «пикам»: несколько минут небольших перегрузок, потом скачок до 10 – 11 g, снова отдых, и снова скачок. При этом пилот гораздо меньше «устает» от перегрузок.

Ну и, разумеется, человека можно подготовить к звездным перелетам. «Имеются экспериментальные доказательства в пользу того, что организм человека способен адаптироваться к «сверхчеловеческим» требованиям биологического характера. Путем правильной подготовки и тренировки человек в состоянии достигнуть максимальной физической, умственной и психологической приспособляемости», – несколько церемонно заявила группа известных зарубежных авиаврачей.

В журнале тренировок Ю. Гагарина на центрифуге отмечено, например, что в первый раз одышка при 7 g была значительно больше, чем в следующую тренировку при 9 g. Еще лучше шла центрифуга у А. Николаева, человека богатырских возможностей. В результате отличной подготовки на «выводе» и возвращении пульс и дыхание у космонавтов были в пределах нормы, чувствовали они себя не. плохо и, как известно, сохраняли работоспособность.

И тем не менее у человека еще не сведены счеты с перегрузками. Особенно смущают врачей будущие межпланетные перелеты. Некоторые ученые предлагают упрятать звездолетчика в гидроустановку. Природа предусмотрительна: и зародыши живых существ и такой нежный орган, как мозг, как бы плавают в жидкости. Это не случайность. Один биолог подсчитал, что погруженный в спинномозговую жидкость мозг испытывает всего одну сороковую влияния нагрузок. Рыбы, которых помещали на центрифугу в аквариуме, в тысячу раз повышали свою устойчивость к ускорениям. Биофизик Грей поставил в кабину центрифуги большой бак с водой. Перед каждым вращением он делал глубокий вдох и опускался в бак. Грею удавалось 20 – 30 секунд выдерживать ускорение до 31 g.

Циолковский делал такой опыт: стакан с жидкостью, в которой плавало яйцо, он ронял на пол. Стакан разбивался, яйцо – нет.

И все же будущему звездолетчику вряд ли придется превращаться в человека-амфибию. Гидроустановка дорога, громоздка, лишает пилота необходимой свободы действий, да и вряд ли возникнет необходимость прибегать к таким мерам.

Чтобы окончательно отбросить все «видимо» и «очевидно», столь опасные там, где дело касается космоса, врачи несут каждодневную вахту у центрифуг, поднимаются ввысь на скоростных машинах.

Во время полета американский космонавт Купер, очнувшись на мгновение от сна, вдруг с ужасом обнаружил, что руки его вытянуты вперед и свободно плавают в пространстве, едва не касаясь тумблеров и шкал. Он поспешно сунул их за ремни и только тогда успокоился.

Некоторые зарубежные ученые назвали невесомость «самым страшным свойством космического пространства». Дэвид Симоне, тот самый, что впервые поднялся в крохотной гондоле воздушного шара на 30 километров, утверждал, что «невесомость может довести человека, находящегося в условиях космического пространства, до состояния душевной неуравновешенности...».

Страх перед невесомостью понятен: человек никогда не сталкивался ни с чем подобным.

Правда, еще до второй мировой войны итальянский летчик Ферри и врач Дирингсхофен опубликовали заметки о кратковременной потере веса в полете. Но ведь это были только мгновения. При этом Ферри жаловался на слабость в ногах и невозможность сориентироваться. Дирингсхофену же ощущение легкого парения было даже приятно.

Позднее и другие летчики отмечали краткую невесомость, но большинство переносило ее болезненно. Одним казалось, что они вращаются в неопределенном направлении. Других мучил страх непрерывного падения, переходящий в морскую болезнь.

Летчики подсказали, что невесомость наступает на параболе Кеплера – дуге огромного радиуса, которую описывает скоростной самолет. Шахтеры испытывали ее в шахтной клети, а жители высотных домов – при резкой остановке скоростного лифта. Все эти возможности тут же были реализованы врачами. А итальянские летчики даже построили специальное сооружение – знаменитую «Римскую башню». На высоте примерно 30 метров закрепляется кресло, к которому приделаны эластичные тяжи. Освобожденное от замка кресло стремительно падает, его подхватывают и бросают вверх тяжи, потом оно снова падает и снова взлетает вверх. Так, в общем, наскребается секунд десять невесомости. По крохам, по капелькам собирают ее врачи.

Первые опыты на параболах Кеплера, попросту «горках», конечно, достались животным. И тут открылась довольно интересная картина. Птица, например, сначала отчаянно работала крыльями, как бы бесконечно взлетая. Потом, видно, обнаружила подвох и распласталась недвижно. Заяц трусливо барабанил передними лапами, спасаясь от непонятной опасности. Крысы, руля хвостом, волчком вращались в воздухе, .потеряв всякое представление о «верхе» и «низе». Рыбы в аквариуме без зазрения совести переворачивались брюхом вверх. А водяные черепахи, меткие и жадные охотники, по нескольку раз тщетно выстреливали хищные головки, чтобы ухватить червяка, – промахивались. Невесомость обманывала их древние, веками отработанные инстинкты. А чуткий отолитовый аппарат – орган равновесия, – безошибочный компас живых, непривычно молчал, одураченный, сбитый с толку.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Искатели затонувших якорей

Маленькая повесть

Понятное слово Счастье

Открытое письмо журналистке принцессе Полине Мюрат