Крылатая медицина

«В случае разгерметизации наденьте кислородные маски», – предупреждает табло в салоне «ТУ-104». С пассажирскими самолетами проще: они летают не выше 10 тысяч метров, откуда сравнительно быстро можно спуститься на безопасную для человека высоту. Однажды над Флоридой разгерметизировался большой пассажирский самолет. Пассажиры отделались только легким испугом.

Другое дело, когда на тридцатикилометровой высоте осколок снаряда или бродяга-метеорит насквозь прошивает кабину истребителя. В про. боину мгновенно, «взрывом» уходит воздух. (Был даже случай, когда на меньшей высоте таким потоком выбросило над Атлантикой штурмана самолета «Констелейшен».) В потерпевшем аварию самолете пилота окружает вакуум. «Резерв времени», когда Он может сообразить, что же случилось, и принять меры к спасению, ничтожно мал: высота 10 тысяч метров – 60 секунд, 15 тысяч метров – 15 секунд. После этого потеря сознания и, естественно, гибель. Врач Хорнберг, немецкий специалист по авиамедицине, подверг себя декомпрессии на 19 тысячах метров и потерял сознание уже через 10 секунд.

Взрывная декомпрессия оказалась грозным врагом для тех, кто хотел летать высоко.

Чтобы как-то избавиться от «ахиллесовой пяты», конструкторы придумали амортизирующие и многослойные, сверхпрочные и сверхгерметичные стенки для кабины. А врачи...

В барокамере две собаки. Одна, лохматая, пятнистая, в естественном собачьем виде, другая – в ладно пригнанном специальном костюмчике. Сигнал – и за тысячные доли секунды (такие параметры были получены впервые) собаки «возносятся» на колоссальную высоту. У обеих одинаково перехватывает дыхание, у обеих сердце замедляет работу. Но после «посадки» у собаки, что в «естественном виде», обнаружены разрывы легочной ткани, растяжение и смещение внутренних органов, тяжелые кровоизлияния. У той же, что была стянута тугим костюмчиком, никаких нарушений не замечено.

Так постепенно, от опыта к опыту, создавался и совершенствовался высотно-компенсирующий костюм. Тот самый, что спасет и космонавта, если разгерметизируется космический корабль и придется заделывать пробоину. Этот костюм – как бы микрокабина, вполне подвижная и вентилируемая. Опасность угадывает автоматика за несколько секунд до того, как пилот сочувствует характерный укол в сердце, мурашки на теле и жжение в суставах. И хотя нельзя еще сказать, что взрывная декомпрессия укрощена, она больше не чревата смертельным исходом.

Помню, я разглядывала фотографии в зарубежных авиационных журналах: ошалелые лица летчиков, подвергнутых взрывной декомпрессии, такой оглушенный человек вряд ли мог воспользоваться кратким «резервом времени». и, сиди он не в салоне барокамеры, а в кресле истребителя, дело кончилось бы плохо. Зарубежная ста. тистика утверждает (конечно, небезосновательно), что катастрофы, вызванные взрывной декомпрессией, в большинстве случаев – результат растерянности пилота, психического шока.

Наши врачи не только «одевают» высотника, но и психологически готовят его к возможной встрече со взрывной декомпрессией. Будущие асы смотрят фильмы по взрывной декомпрессии, тщательно изучают ее симптомы, подвергаются так называемым ознакомительным перепадам давления. И тут очень трудно определить, кто больше страдает от этих рискованных «перепадов», – тот кто сидит в барокамере, доверив свою жизнь врачу, или врач, что стоит у пульта и держит эту жизнь в руках.

В теплых сумерках растворяются деревья, и в небе появляется очень чистая и большая луна. Люди идут, прислушиваясь к притихшему, смоченному дождиком городу, и не знают, что сейчас кулак центрифуги уносит кого-то к Луне. Он летит, и непомерная тяжесть второй космической скорости наливает его тело свинцом. Вспоминается герой рассказа Лема, тот, что вырывался из смертельного пике над Луной. «Рукоятка стояла твердо, выдвинутая до конца. Его вдавливало в губчатое сиденье, он задыхался, сжатый воздух был отключен от комбинезона, он чувствовал, как прогибаются его ребра... Темнело в глазах – 5 g делали свое дело... Ему становилось дурно: духота, звон в ушах, кровь в горле, кровавая темнота в глазах...» Только 5 g для космонавта маловато – что же делать тогда при 10?

Стэпп, американский авиаврач, заметил: «Действие ускорения и невесомости нельзя устранить условиями космического корабля». Этих двоих придется брать с собой, куда бы ни направился путешественник по все. ленной. И тут все будет зависеть только от «предела человеческой прочности».

Раньше человек не имел никаких претензий к скорости, он просто не замечал ее, как не замечал того, что Земля несет его в пространстве со скоростью 30 километров в секунду. Но за последние пять – десять лет скорость передвижения увеличилась в 20 раз. Реактивный двигатель смел звуковой барьер. И тут стало ясно, что изменение больших скоростей весьма неприятно человеку. Оно обрушивает на его тело гигантские силы инерции – перегрузки.

Крутясь на карусели, мы чувствуем, как что-то мягко прижимает нас к сиденью. Это «что-то» в кабине истребителя возрастает примерно в 20 раз. В синем небе самолет изящно крутит штопор. И только летавшие знают, какая упрямая сила «пригибает» голову пилота, как тяжелеют, становясь непослушными, руки, как «стареет», обвисая складками, лицо. Это 4 g – четырехкратная перегрузка. Когда же машина с ревом вырвется из стремительного штопора, на грудь пилота будто опрокинется чугунная плита. Приборы потеряют цвет и подернутся серой дымкой. Потом на секунду, раздавленный тяжестью, летчик совсем потеряет зрение. Это «черная пелена». При слишком резком выходе из пике она может закончиться обмороком. Вот что писал американский летчик-испытатель Джимми Коллинз:

«На этот раз я... заметил, что перескочил через шесть с половиной и дошел до семи g. Я чувствовал, как у меня сдавливаются внутренности, я вновь терял зрение и сознание. Потом я снова поднялся и сделал еще два пике. Они буквально расплющили меня... Я чувствовал себя так, как будто меня избили, мне казалось, что кто-то вынул мои глаза, поиграл ими и снова поставил на место...»

Еще более опасен «внешний» штопор, когда самолет переворачивается кверху «брюхом» и кровь устремляется пилоту в голову. В висках начина. ют лихорадочно постукивать молоточки, глаза как бы лезут из орбит. Кабина вдруг окрашивается в кровавый цвет. С последствиях «красной пелены» писали Армстронг и Хейм: «Подопытный производит впечатление чем-то ошеломленного и находящегося в состоянии психической спутан. кости. Все его реакции имеют большое сходство с тем, что наблюдается при сотрясении мозга».

Теперь уже не технические трудности и не кислородные проблемы срывали наращивание скоростей. Самолеты теряли маневренность из-за опасных для жизни пилота перегрузок,

Обдумывая трудности будущих космических полетов, Константин Эдуардович Циолковский смастерил маленькую центрифугу и крутил на ней насекомых и цыплят. Насекомые оказались очень стойкими. О цыплятах этого никак нельзя было сказать.

В знаменитой клинике Мейо трое молодых американских врачей – Вуд, Ламберт и Код – изучали перегрузки на обезьянах. Обезьяны тяжело переносили центрифугу. Одна нервная самка умерла прямо на сиденье кабины. Тогда врачи привязали себя к этому сиденью и запустили мотор на большие обороты. Надо сказать, в то время еще мало что знали о действии ускорений на человека. «Больше всего мы боялись, – признались впоследствии врачи, – что возникающий в ходе опыта отлив крови из мозга будет иметь далеко идущие последствия и приведет к стабильному нарушению нашей мыслительной деятельности». Потом они много раз повторяли эти рискованные опыты. А Ламберт и Вуд, чтобы лучше изучить кровообращение при перегрузках, однажды перед вращением ввели себе через вену эластичный катетер в сердце.

Советский врач Добротворский в это время изучал перегрузки в полете, Рынин ставил опыты на животных.

Выяснилось: очень многое зависит от того, как направлены перегрузки. Немецкий врач Бюрлен на центрифуге Дирингсхофенов героически вынес невероятные по тем временам четырнадцатикратные и даже семнадцатикратные перегрузки, направленные от груди к спине. Сам же Дирингсхофен, несмотря на редкостное здоровье, с трудом перенес в n-кратную перегрузку, направленную от головы к ногам.

Идя от эксперимента к эксперименту, врачи установили: легче всего поперечные перегрузки «грудь – спина» (до 20 g); потом идут продольные, положительные «голова – таз» (до 8 g), и, наконец, самые тяжелые – отрицательные «таз – голова». Тут все зависит от того, куда отжимается ускорением кровь: в ноги, голову или другие органы. Хуже всего, если в голову.