- Наша дочурка, наша крошка, наш единственный ребенок! - обессиленно опускаясь на стул, произносит папа Татьяны и ставит пухлый портфель на пол.
Посмотреть на папу и - ой, как летит время! Нет уже волнистой шевелюры! Зажатый в кулаке платок гуляет по гладкой поверхности темени. И дышит папа тяжело, точно не лифт поднял его, а сам себя втащил он «а энный этаж.
- Послушай, - продолжает папа, просительно смотря в глаза своего старого товарища, ныне руководителя учреждения. - Понимаешь, единственный ребенок, а тут такая мрачная перспектива: она еще не закончила дипломной работы, а их уже, понимаешь, распределяют...
- Так - так... Ну - с? - тянет старый друг.
В нем просыпается глухое раздражение к Татьяниному папе. «Уйма дел, а тут... так некстати!» Но... перед ним действительно старый приятель, так сказать, однокашник...
- Что же ты, собственно, хочешь? - спрашивает влиятельный товарищ.
- Да сущие, понимаешь, пустяки! - отвечает Татьянин папа. - Директор института, оказалось, специалист как раз по твоей области. Он не может не знать тебя... ну, и... понимаешь, у тебя штат... Что - нибудь вроде секретаря... Я и дочурка - мы, то есть она... согласна... Это, конечно, временно. Понимаешь?
Вначале все это инженеру противно, в душе он уверен, что делает нечто пакостное, но... все - таки сочиняет отношения, прошения, заявления. Он даже звонит куда - то по телефону... Он считает уже своим долгам добиться, чтобы все устроить так, как его попросили. Отказ теперь равносилен подрыву его собственного авторитета...
И вот «наша дочурка, наша крошка, наш единственный ребе - нок» сидит секретаршей в приемной одного из начальников главка и то и дело подносит в пригоршне зеркальце: то подкрутит около висков медные завитушки - локоны, то, послюнявив пальцы, поправит повыщипанные брови - ниточки, то подновит соответствующей помадой малиновый глянец на губах.
Ящик письменного стола немного выдвинут - там видна развернутая книжка недочитанного романа.
Звонит телефон. Татьяна небрежным движением руки снимает трубку.
- Алло? - манерно произносит она.
Вначале ее лицо выражает томную усталость, затем правая бровь - ниточка приподнимается, и вот уже сверкнула улыбка, и лицо сразу же преобразилось: глаза чуть - чуть сузились, точно прицелились, губы приоткрылись.
Недоступны тайники ее души. Диплом, ночи за чертежами, напряженные часы над расчетами заданий по сопромату - каким ненужным все это оказалось для Татьяны! Другое ее интересует. Вот конструктор Николай Сергеевич Завидовский приглашает в театр, - у него персональный оклад и дача в двадцати километрах от города! А Леша. Коротыгин? Этот мальчик так танцует, и папа у него - профессор!...
Расписание свиданий, соображения о видах на будущее, прихоти. И уже скучно ей на свете без всего этого, скучно! И авторы, цитаты которых Татьяна когда - то выписывала в тетрадь, кажутся ей всего - навсего забавными фантазерами.
А ее папа и мама все еще по-прежнему говорят: «Наша дочурка, наша крошка, наш единственный ребенок...»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.