Красная палатка и «красный медведь»

Элла Максимова| опубликовано в номере №1096, январь 1973
  • В закладки
  • Вставить в блог

Самолетов много, пилоты первоклассные, однако не то что вывезти — отыскать Нобиле не удается. Позже обнаружилась грубейшая ошибка на картах Шпицбергена, из-за которой летчики не долетали до цели. Но, и уточнив место, они были не в состоянии заметить темное пятнышко — палатку — среди скользящих бликов и теней, хаоса торосов, всей этой движущейся мозаики серо-белых поверхностей.

Семь раз летали норвежские асы Лютцов-Хольм и Рийсер-Ларсен и ни разу не видели так жадно искомой льдины. Хотя со льдины их видели. Только двадцатого июля итальянец Маддалена нашел ее и сбросил на парашютах пакеты с обувью и продуктами. Через два дня робинзоны получили резиновые лодки, винтовки, плитку, дымовые шашки, лекарства, защитные очки.

Но сесть невозможно. Летающим лодкам, каждая из которых легко забрала бы всех шестерых, нужен либо широкий канал, либо длинная льдина для разбега. Тут же хватало места только для самолета на лыжах. Он был у шведов. Однако и легкую машину страшно сажать на уже ноздреватую площадку.

Бегоунек считал, что, если летчик, однажды переживший вынужденную посадку на лед, идет на риск снова, никакое восхищение не будет ему достаточной наградой. Он писал:

«Утверждения о существовании полярного психоза не вполне беспочвенны. Это странное чувство — нечто вроде упорства и ненависти по отношению ко льду... Может быть, с некоторой долей страха. Мы называли его торосной болезнью. Летавшие над нами летчики тоже его испытывали».

Самолет Михаила Сергеевича Бабушкина базировался на «Малыгине», втором советском ледоколе, подбиравшемся к Шпицбергену с востока. Через неделю после выхода из Архангельска он встал невдалеке от острова Надежды, не в силах побороть лед.

29 июня Бабушкин отправился в главный свои полет — к красной палатке. Связь прервалась меньше чем через час, и самолет исчез на пять дней. Дело осложнялось тем, что за это время ледокол снесло в сторону. Газетные заголовки кричали: «Что с Бабушкиным?» А Бабушкин проделал за эти пять дней нечто из ряда вон выходящее по решимости. И по скромности, с какой, вернувшись, все описал.

Туман навалился на самолет и заставил сесть на первую попавшуюся льдину. Один полярник сказал мне: «Бабушкин садился на льдины, как другой у себя в квартире садится на диван». Трое суток провели Бабушкин, бортмеханик Грошев, радист Фоминых на островке, который начал крушить шторм. С грохотом откалывались куски. Бабушкин говорил: «Мы пережили жуткие минуты». Надо знать его хладнокровие, чтобы домыслить недосказанное.

На четвертый день, поднявшись в воздух и не обнаружив ледокола на месте, Бабушкин, чтобы сберечь горючее, опять опускается на ближайшую льдину, слабую, покрытую лужами: выйдя из кабины, радист проваливается в воду по пояс... «До сих пор непонятно, как я смог при очень плохой видимости спуститься на нее и не утонуть вместе с самолетом».

Ну, а лотом... Потом снова взлет, поиски судна, нормальная посадка, чай в кают-компании, «шапки» на первых полосах газет. И снова полеты, общим счетом 15 (увы, так и не достигшие цели). Пока «Малыгин», съев уголь, не повернул 21 июля в Архангельск.

Летчики и пославшие их страны сделали, что могли. Но было государство, которое могло сделать больше: в его распоряжении находился мощный дирижабль объемом в 80 тысяч кубических метров с пятью моторами, способный продержаться в воздухе не менее пяти дней (для сравнения: самолет Чухновского — не более восьми часов). Сразу, по горячим следам, он мог если не взять на борт, то найти и поддержать жизнь всех людей с «Италии». Именно СССР, уже начав срочно готовить к походу свои ледоколы и не заботясь о пальме первенства, указал на этот самый скорый и радикальный выход. Ледоколы у нас были. Дирижаблей не было.

США не дали свой «Лос-Анджелес». Быть может, потому, что он стоил баснословных денег? (Для сравнения: «Красин» был самым дорогим в эксплуатации и самым мощным в мире ледоколом.)

Амундсен

Экспедиция и ее спасение стоили семнадцати жизней. Погибли восемь из шестнадцати членов экипажа «Италии», три итальянских летчика на пути со Шпицбергена в Рим, экипаж гидроплана «Латам» — четыре француза и два норвежца. Один из них — Амундсен.

Предполагают, что гидроплан сел на воду, не выдержал напора волн и утонул. Но эта причина — в финале трагедии. А начало ее, мне кажется, уходит все-таки в особые обстоятельства, проистекавшие из особых отношений Руала Амундсена и Умберто Нобиле.

Читаешь в одной книге: «Нобиле, который нанес Амундсену столько незаслуженных обид, причинил столько зла...». Читаешь в другой: «Амундсен, который обидел Нобиле больше, чем кого-либо из людей, встретившихся на его бурном жизненном пути...». Столь разно оценивалось противостояние, в котором находились эти два человека весной двадцать восьмого года.

Амундсен и Нобиле были полярными противоположностями. Очень уж полно выражал каждый сущность национального характера — поистине норд и зюйд, лед и пламень. И они не имели случая и времени узнать друг друга получше до того, как судьба свела их в 1926 году в командирской гондоле «Норвегии», где Нобиле был капитаном дирижабля, Амундсен — начальником экспедиции. Экспедиции, давно им задуманной: впервые в истории люди летят с материка на материк через полюс. В том, что это осуществимо, что атмосферные условия надо льдом пригодны для трансполярного перелета, Амундсена убедила его предыдущая авиаэкспедиция.

В Номе, на Аляске, после завершения рекордного перелета произошла печально знаменитая ссора, загоревшаяся из-за намерения Нобиле писать и подписывать отчеты, предназначенные для прессы (первые материалы уже ушли в газеты без его имени и без его ведома). Возмущенный притязаниями «полярного дилетанта» норвежец не выбирал выражений...

Не станем обсуждать, что важнее — идея или средство ее воплощения. А также было ли у капитана и конструктора Нобиле право причислять себя к руководителям экспедиции. Лишь с огорчением удивимся предмету, положившему начало вражде двух знаменитых людей, каждый из которых не был обделен ни умом, ни мужеством, ни признанием.

В Сиэтле Амундсен сказал Нобиле, что сожалеет о случившемся, и они попрощались достаточно мирно, чтобы уже никогда в жизни не встретиться. Зато в газетах их имена стали встречаться все чаще в неприятном соседстве.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Трактат о конькобежном спорте

В котором, помимо авторских рассуждений, читатели найдут исторические экскурсы, статистические сведения, воспоминания известных людей, а также несколько курьезных случаев