– Еще тише!

Внизу стоял Толик Анкудинов, паренек, начавший первую свою навигацию.

Чал ослаб, баржи постепенно притерлись к берегу.

«Зея» неожиданно вырвала из зажимов трос. И, освобожденная, мгновенно ушла от беспомощных барж. Хорошо, не дремали шкипера. Бух! Бух! – прогремели якоря.

– В чем дело?!

Выяснять некогда, нужно снова обуздать баржи. Утром на камбузе Толик Анкудинов виновато краснел, кусок в горло не шел – оказывается, при ночном развороте он вместо среднего хода рванул регистр, и цилиндры съели двойную, полного хода, дозу пара.

Поздним вечером проходили «Ленские щеки». Луч прожектора скользил по их морщинистой, каменной коже. На самом верху «щеки» – заброшенная избушка семафорщика. Один из ее хозяев был весельм малым: Выходил встречать караваны с гармошкой. Пел и плясал. И махал капитанам рукой.

...Километрах в ста пятидесяти от Мухтул (мы уже шли на теплоходе «Первая пятилетка») в Лену неслышно впадает из широкогорлого распадка речушка Ура. В этом месте нас вызвал на мостик загадочно улыбающийся второй штурман Володя Мельников. Мы поднимались по железному гулкому трапу, и, когда головы наши показались из люка, сверху обрушился тепловатый поток воды. Вахта хохотала, а мы, ничего не понимая, мокрые и жалкие, топтались на мостике.

Так был пройден ленский «экватор», так крестят водой всех, кто впервые проплывает мимо Уры...

В то лето, пересаживаясь с борта на борт, встречались мы с разным народом: с охотниками, геологами, лесорубами, с ихтиологами из МГУ. Они добывали икринки ленского осетра и самолетами, в специальных контейнерах, отправляли их в Рыбинское, Учинское, Селигерское водохранилища, чтобы проверить: согласится ли на европейскую прописку осетр-сибиряк?

В первых опытах он показал себя неприхотливым, уживчивым новоселом. Встречались с научными сотрудниками Новосибирского института инженеров водного транспорта. Они изучали перекаты, судовые хода, отмели, чтобы деловыми предложениями помочь бурному развитию транспортного движения на Лене.

...В последний раз я был на Лене зимой, когда строился мост для Байкало-Амурской магистрали. Запорошенный красной глиной лед, растущая из него опалубка ферм, извивы труб со сжатым воздухом, позвучневшие сосновые боры на берегах – хранители эха машинных и человеческих голосов. Первый мост через Лену, как бы соединивший теперь, повенчавший бег реки с бегом поездов, сливший их в одно движение к новым дням.

Мы ходили по крепкому, желтому льду со знакомым монтажником-верхолазом, здешним усть-кутским парнем, и он говорил:

– Странно все-таки сердце устроено. Врежется однажды в него какой-нибудь берег, да с такою силой, что никуда от него не денешься. Не уйти, не убежать, не уплыть. Назначено тебе жить на одном берегу. Странно все устроено, но хорошо.

Вечером у него дома я слушал, как он читал стихи, легонько помахивая маленькой книжкой и бесшумно прохаживаясь по чистому, вымытому крашеному полу.

– Вот послушай, послушай. Про тот же берег, о котором я днем говорил. Только лучше сказано.

Хорошо под вечер в лодке,

Обгоняя острова,

Плыть по Лене, по середке –

Чтобы кругом голова,

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.