До сих пор хранятся у меня две громоздкие, переплетенные в мягкий картон книги, две части лоцманской карты реки Лены. Подарил их мне одной поздней, холодной осенью Василий Иванович Антипин, капитан теплохода «Лена».

По улицам Усть-Кута тянул сырой. резкий ветер, пробрасывало снежной крупой, палубы закончивших навигации) судов были гак пустынны и леденяще неприятны, что уже на берегу хотелось поеживаться.

Василий Иванович, невысокий мужчина с тяжелыми донскими скулами, пока мы искали, на чем добраться до «Лены», все поглядывал на нее щуря цепкие, серо-рыжие глаза, словно давно они не виделись и вот теперь он заново привыкал к родным чертам. Я спросил:

– Что это ты? Наглядеться не можешь?

Антипин вздохнул:

– Да вот смотрю: устала сильно. Поработала нынче, слава богу! Завтра ремонт начинаем.

На «Лене» был банный день, команда съехала на берег, парилась сейчас, хлесталась вениками из витимской березы. На борту остался вахтенный моряк, он вышел из рубки, лениво помахал капитану, постоял, покурил, поплевал в темную, уже с малой шугой воду. Выскочила на палубу радистка, в сарафане, в тапочках на босу ногу, румяно-распаренная девчонка. Видимо, стирала белье. Тоже помахала капитану.

— А она почему не на берегу?

— Дом пока не завела, в общежитии скучно. Тут у нее тоже дом. Между прочим, тоже Леной зовут.

На соседних буксирах, теплоходах, баржах шла работа: гремело железо, вспыхивала сварка, веселые, азартные «Давай, давай!» разносило,

рвало холодным ветром. -На берегу грузчики подметали пустые склады, готовили их к зимнему, завозу. С железной дороги, кончавшейся в Усть-Куте, на станции Лена, грузы попадали в речной порт Осетрово и шли дальше водой на север, в Якутию, к морю Лаптевых.

Василий Иванович сказал, даря лоцию:

– Посмотришь, когда нас вспомнишь. Может, снова к нашему берегу потянет.

И в самом деле, как-то зимой я раскрыл лоцию и долго рассматривал ее бело-голубые листы, вслух произнося названия перекатов: Утячий разбой, Закобенинский, Хрипун, Подъельник, Желтенький, Кривая лопатка, Приказывай, – и хорошо представлял, какая жаркая работа совершается у какого-нибудь Хрипуна или Приказывай в разгар навигации.

А в первый раз мы плыли с товарищем по Лене летом 1963 года. Намеревались пройти ее от истока до устья, но под Качугом она совсем уже обмелела.

Автобусом добрались до Жигалова, старинного таежного села, и там сели на маленький, старенький теплоход «Нахимов».

Бежал «Нахимов» по Лене, шлепал крыльями-плицами по теплой июльской воде, тянул за собой на тросах-вожжах баржу с грузом. Четыреста перекатов одолели, пока дошли до Осетрова. Сутулился за штурвалом наш молчаливый капитан Иван Кузьмич Рудых, а мимо плыли плесы с серебристыми взрывами ивняка, зеленые покосы, рыбацкие лодки с невозмутимо-каменными рыбаками на них.

И так хотелось одновременно быть и в этих лодках, и в прибрежных деревушках, и среди косцов на зеленых луговинах, и на горячей палубе «Нахимова» – раствориться бы во всей этой работе! Да и сейчас бы неплохо вернуться в те дни...

В Осетрове пересели на паротеплоход «Зею», потянувший четыре тяжеленные баржи с продуктами и механизмами для жителей витимской тайги, Пеледуя, Бодайбо... И опять, как сказано в одной песне, «все перекаты да перекаты – послать бы их по адресу». У «Чертовой дорожки» семафор горел красным.

– Самый малый! – нагнулся к переговорной трубе капитан «Зеи» Петр Пименович Третьяков. Караван начал разворачиваться против течения, чтобы, уцепившись якорными лапами за грунт, переждать, пока идущий навстречу пароход не освободит перекат.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.