Котовский

Но Котовский был сумрачен. В последний день боев с белыми у немецкой колонии Зельц пал смертью храбрых комиссар бригады Христофоров.

Поздно вечером в городе царило буйное веселье. Здесь знали и любили Котовского. Ночью к нему пришла делегация - группа подвыпивших на радостях командиров - бессарабцев.

Один из них выступил вперед и сказал:

- Батька, у нас осталось меньше чем 800 бойцов, но мы взяли в плен около 20 тысяч деникивцев. Батька, Бессарабия перед нами. Только прикажи - мы будем через три часа в Кишиневе. Не станем дожидаться приказа из дивизии, там люди осторожны. А если Бессарабию завоюем, нам за геройство все простят. Прикажи седлать...

Котовский рванулся вперед. Глаза его блуждали. Эти горячие слова выражали его сокровенную мечту. Но Христофоров, Христофоров... Его похоронили несколько часов назад.

- Во имя революции, - сказал Котовский таким страшным голосам, что командиры, растерявшись, отодвинулись к стене, - во имя революции, - повторил он, - я клянусь, что расстреляю каждого изменника, как велики бы ни были его заслуги. А то, что вы предлагаете мне, - это измена. Вон отсюда!

Понурив головы, вышли из комнаты командиры. А Котовский подошел с замершему окну и прислонился к нему пылающим лбом. Радостный Тирасполь сверкал праздничными огнями. По улицам, обнявшись с девушками, гуляли кавалеристы. Где - то недалеко гремел оркестр.

А там, впереди, за камышами, за замерзшим Днестром, сверкали огоньки бессарабских домиков. Домиков его Бессарабии...

Котовский застонал и замотал головой, как медведь, поддетый на рогатину. А губы его шептали:

- Христофоров, Христофоров!...