Корни родной земли

Л Гутман| опубликовано в номере №444, ноябрь 1945
  • В закладки
  • Вставить в блог

Земной шар обогнул Коненков.

- Какое представление у меня было об Америке? - рассказывает сейчас Сергей Тимофеевич Коненков. - Оно сложилось по приключенческим романам Майн-Рида и рассказам Купера об охотниках за скальпами... Между тем то, что я увидел, открыло мне совсем иной мир, неожиданный и необыкновенный, мир огромнейшей древней культуры доколумбовых народов. Белые, покорившие эти народы, уничтожили их культуру. Памятники этой древней культуры время засыпало песком. Теперь растут на них дерева...

Коненков имеет в виду замечательную культуру Майя. Её огромнейшие храмы и дворцы превосходят крупнейшие пирамиды Египта. Поразили его и скульптурные произведения этой культуры, отличающиеся тонким совершенством и многообразием форм, изумительная художественная резьба по дереву, красота всяческой утвари и предметов из дерева же, сделанных искусными мастерами древности.

Глаза художника, руки мастера, сердце русского человека принёс с собой за океан Коненков. И глазами художника он увидел далёкое прошлое, руками мастера ощутил современность, а сердцем русского тосковал и томился. На американской почве не нашли себя ни он, ни его творения...

Нью-Йорк вырос на голом скалистом полуострове Манхетен. Его грандиозные здания, тянущиеся вверх небоскрёбы поражают своими размерами и техникой строительного искусства. В них всё блестяще оборудовано для бытового обслуживания, но ничто не приспособлено для того, чтобы искусство жило в этом быту: ни стены, ни источники света. Ни предметы искусства, ни орнаментальное и декоративное убранство стен и потолков не украшают зданий и внутри.

- Нью-Йорк, удивляющий вас Нью-Йорк, - нахмурив брови, говорит Коненков, - это современный Вавилон. Сюда съезжаются артисты со всего мира. Интернациональный город с интернациональным искусством. На первый взгляд, никакого современного американского искусства и нет вовсе. Впрочем, самобытного искусства в Соединённых Штатах и в действительности нет, да и быть не может. Американский художник прошёл европейскую школу. Он учился во Франции, в Италии. И все особенности западноевропейского искусства он перенёс сюда. Чужие традиции не оплодотворялись какой-либо самобытной особенностью американской природы. Но американец точно изучил ремесло. Его искусство исключительно грамотно. Это следует подчеркнуть. Искусство не отстаёт от американских особенностей остальной жизни. Однако неверно было бы думать, что американцы не любят искусство и не ценят его. Они интересуются искусством. Достаточно появиться какому-либо дарованию (откуда бы оно ни приехало), чтобы нашлись и любители и ценители его.

В Америке творческая фантазия Коненкова уже не дышит свободно и легко. Получив случайный заказ сделать портрет одного профессора для Рокфеллеровского института, он мастерски выполняет его. Вскоре он в обилии получает подобные заказы от колумбийского и других институтов и университетов. Личное знакомство и дружба приводят его к выполнению портретов Рахманинова, Эйнштейна и других деятелей искусства и науки. Но от своей основной линии, на родной почве выявившей самобытный характер его творчества, Коненков здесь вынужден отступиться.

Война немногим изменяет жизнь искусства в Америке. Появляются новые темы, но их творческое воплощение остаётся тем же. Только плакат, кое-что заимствовавший от искусства рекламы, достигает значительного совершенства. В этой области выявляются десятки замечательных мастеров.

На плакат появился спрос. Но станковая живопись или архитектурно-декоративная скульптура по-прежнему не находила спроса. Между тем большое количества художественной молодёжи, вплотную соприкоснувшись с жизнью и увидев мир, потянулось к правдивому, к реалистическому искусству. Ни рынка для продажи этих произведений, ни выставочного помещения для показа их в огромном Нью-Йорке не оказалось. И молодёжь вышла на улицу, среди плакатов военного времени отыскивая место и для своих работ.

- В районе площади Вашингтон-сквер, - рассказывает об этом Сергей Тимофеевич, - живёт много художников. На прилегающих улицах много ателье и мастерских. Между Пятой и Шестой авеню - галереи. С многолюдной Восьмой авеню всё движение направлено к этой же площади. Сюда и вышла молодёжь. На оградах, на домах она развешивает свои произведения. Отдельные работы выставляются на мольбертах. Рядом сидит художник и работает. За скромную плату он делает тут же быстрый портретный этюд. Особенно частые заказчики - военные со своими дамами. По воскресеньям и праздникам район превращается в своеобразную красочную ярмарку искусств. Сюда приезжают любители и за небольшую сумму приобретают работы молодых. Я видел здесь много хороших, в реалистическом стиле исполненных городских и морских пейзажей и портретов...

В эти годы и Коненков обратился к «военным темам». Мечта о родине сделалась острее, а земля, из которой выросла его творческая самобытность, была временно пленена.

Он принимал деятельное участие в Комитете по оказанию помощи Советскому Союзу. Генеральным секретарём комитета была жена скульптора - Маргарита Ивановна Коненкова. Комитету он предоставлял свои произведения, чтобы средства, полученные от их продажи, обратить на помощь родине.

Героическая борьба советского народа нашла в душе Коненкова живой, творческий отклик. Он обратился к своему излюбленному материалу, к дереву, из которого мастерскими руками выточил бюст вождя.

- Сергей Тимофеевич, - спросил я его, - а вы когда-нибудь видели товарища Сталина?

- Никогда, - ответил он. - Я Сталина никогда не видел. Но дела его я чувствовал. Во время войны я их увидел. По ним у меня сложился образ вождя. Я дерзнул своё ощущение вождя и полководца Иосифа Виссарионовича Сталина выразить пластически. Судить об образе, мною созданном, будет зритель.

Позднее Коненков вылепил в гипсе тех, чьё полководческое искусство принесло освобождение народам Европы и увенчало славой Красную Армию: маршалов Жукова, Конева, Рокоссовского, Малиновского, Василевского и Толбухина.

- Сейчас, когда я приехал в Москву, мне бы хотелось вернуться к идее памятника Освобождённому пруду. Конечно, образ Освобождённого труда сейчас рисуется несколько иначе, он представляется более величественным, более грандиозным. Это нечто прекрасное, возвышенное, радостное.

Эта идея зародилась в его сознании ещё в начале творческого пути, в 1901 - 1902 годах, когда Максим Горький писал своего «Буревестника», а молодой Сергей Коненков работал над «Самсоном». Её он пронёс через годы работы, странствований и исканий. Но только сейчас и в жизни и в себе самом художник находит силы для её осуществления. К сочным и крепким корням родной земли и из чужих краёв, как и прежде, тянулся Сергей Тимофеевич Коненков. Оторвавшись было от них, он теперь к ним вернулся, чтобы на плодоносной земле своей родины жить и работать. И мы верим, что именно здесь, на корнях родной земли, дома, уже созрели те породы дерев, которые в руках чудесника-мастера превратятся в замечательные и красочные образы вечно молодого и прекрасного искусства.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены