Лет пять назад в наших газетах и журналах все чаще стали появляться слова «танец», «балет», «хореография». Письма и статьи были тревожные. На новые постановки – такие, как «Гаянэ» или «Родные поля», – публика почти перестала ходить. В чем дело? И наконец, как «SOS», в одной из газет прозвучал нелепый на первый взгляд заголовок: «Когда же балерина затанцует?»...

Действительно, в нашем балете в послевоенные годы стали танцевать вое меньше и меньше. Вернее, танцевали, но... в промежутках между действием. А весь сюжет, все происходящее с героями, актеры, привыкшие к сложному и условному языку классического танца, объясняли жестами, мимикой – одним словом, бытовой пантомимой.

Когда афиши объявили о новом балете – «Сказ о каменном цветке» С. Прокофьева в Большом театре в постановке Л. Лавровского – и на сцене появились герои бажовских сказов– умелец Данила, его подружка Катерина, Хозяйка Медной горы, – зрители, пришедшие на спектакль, снова почувствовали, что им скучно. Все ждали уральских плясок – вставных номеров, то есть дивертисмента, ради них они и пришли в театр.

Разговоры теоретиков и практиков хореографии о том, что балет нужно приближать к искусству драматического театра, были чужды сидящим в зрительном зале. Зал ждал, «когда же балерина затанцует». Балерины ждали, когда им дадут эту возможность.

Долгожданное пришло неожиданно, в спектакле почти с тем же названием. На афише

Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова появилось: «С. Прокофьев. «Каменный цветок». А ниже стояло мало кому известное имя постановщика – Ю. Григорович. Это был совсем новый спектакль. Советскому балету снова вернули танец.

Вскоре после второго рождения «Каменного цветка» о нем начали очень много спорить. Григоровича называли новатором и даже революционером. На мой взгляд, дело здесь обстояло значительно проще: в балет пришел не ниспровергатель истин, не «человек в желтой кофте», а очень талантливый художник, умеющий мыслить самим танцем.

Трудно сказать, почему именно Григорович вернул танцу танец, как и вообще трудно сказать, откуда и почему рождается каждая талантливая вещь. Молодой балетмейстер сам был танцовщиком, сам участвовал во множестве спектаклей, где танец был «вторым делом», но его не заела театральная рутина, он хотел работать. В то время в театре имени Кирова это было нелегко сделать. И, выступая в спектаклях как танцовщик, Григорович начал работать балетмейстером в самодеятельности. Здесь он мог искать, пробовать свои силы как постановщик. Значительно позже родился его «Каменный цветок».

Советская хореография долгое время шла по пути создания многоактных сюжетных балетных спектаклей. В ней, как и в драме, старались играть. Но балет – искусство образное, он тем и отличается от драмы, что может передать такие оттенки человеческих эмоций, о которых не расскажешь словами. Об образности танца, о специфике балета забыли.

В «Каменном цветке» балетмейстер, на первый взгляд, пошел по пути, на котором были его коллеги: так же, как я раньше, главными местами спектакля стали сюжетные конфликты, так же, как и везде, основой балета было действие, но раскрывалось это действие в танце. Когда на сцене появлялась Хозяйка Медной горы и то лукаво, как змейка, обвивалась вокруг завороженного Данилы, то юркой ящеркой стелилась по земле, зрителям не нужно было заглядывать в либретто: характер загадочной и властной красавицы рождался из ее движений, из танца.

За Григоровичем утвердилась слава новатора. Все мнения сошлись на том, что его стихия – это поэтическая сказочность. Все с нетерпением ждали появления его новой работы – «Легенды о любви» по пьесе Н. Хикмета.

Балетмейстер вновь вывел на сцену поэзию, снова подыскал танцевальную характеристику каждому из персонажей спектакля. Его герои не играли состояния – они танцевали его; они не объясняли сюжета жестами – они танцевали сюжет. «Легенда» покоряла, очаровывала, восхищала. И то, что ошеломляло пять лет назад, теперь уже было знакомо. Но в «Легенде о любви» было и нечто совершенно новое.

Это новое мелькнуло не в остросюжетных местах балета, а в так называемых «внутренних монологах». Внутренние монологи безуспешно стараются привить в драматическом театре. Более удачно они получаются в кино. Вы помните: крупным планом лицо на экране, устремленные вдаль глаза актера и голос за кадром, комментирующий мысли героя?.. Но очень трудно тонко и глубоко рассказать таким способом, что герой сейчас чувствует. В кино в таких случаях на помощь приходит музыка: ведь большинство музыкальных произведений – это внутренние монологи композиторов.

И вот в балетном спектакле «Легенда о любви» появились сцены, которые, пожалуй, точнее назвать «остановись, мгновение». Столкнулись в спектакле три человека, каждый сейчас думает о своем, каждый чувствует свое, что-то должно произойти. Но до того, как начнет развиваться сюжет, ва секунду замерли фигуры актеров, исчезли в темноте декорации. В трех лучах прожекторов, как в кругах, отрешивших их от всего внешнего, танцует, думает свои думы каждый из трех героев. Зажигается свет, продолжается действие... Вы можете очень подробно рассказать, что дальше происходило в спектакле, но вы никогда не передадите словами, что вы поняли, не передадите все оттенки настроений героев в эти остановленные мгновения. Все это полно и выразительно сказал танец. Для этого балетмейстер до предела обнажил силу и возможности искусства танца, его специфику. Григорович подтвердил здесь старое, но часто забываемое правило: каждое искусство должно говорить на своем, только ему присущем языке.

«Легенда о любви» – лишь второй спектакль молодого балетмейстера, но он определил творческий путь художника, показал, где, в каких областях, лежат его искания. Любители балета ждут новой работы Григоровича, ждут с нетерпением и с полной надеждой, что в его спектаклях балерина будет танцевать.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.