- И пьет? - глухо спросил он.
- Пьет.
- Что же ты не уйдешь от него? - простонал он, наконец, - что не уйдешь, Наташа?
- Уходила.
- Ну и что же?
- И опять пришла.
- Что - ж любишь, что ли уж, очень, дура?
- Жалею.
Она помолчала и прибавила топотом:
- Главное, если б не через меня такой он стал, а то кому же он такой нужен.
- Не пропадают такие - то стервецы.
- А я куда денусь?
Он взглянул ей в глаза и увидел в них жуткую собачью преданность. Он встал со страхом, томимый бесплодной жалостью и тоскою:
- Ничего у меня нет, и не будет, - сухо сказал он, - не промышляю этим больше. И за этим ко мне не ходи.
Он прошел в угол, взял торчавшую за печью лопату, точно давая знать, что берется за дело и говорить больше не о чем.
Наталья встала растерянно.
Он вышел вслед за нею и, сойдя в палисадник, пошел по межам грядок с лопатой.
Когда Наталья скрылась за углом, он выровнял грядки, кое - где размытые поливом, затем облокотился на частокол и стал задумчиво крутить папиросу.
Вечер, как затерявшийся, наступал с томительной медленностью. В переулке, за углом, в одном только окне блистали ранние огни. Тень лохматой Данькиной головы металась через стекло по улице, с нею рядом недвижное пробивалась тень девичьей головы.
Никита Никитич курил, смотрел на это окно и беззлобно жалел о том, что он не родился на десять лет раньше.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
«Избранные произведения русских и мировых классиков», ГИЗ, 1926