Отдыхающий от зноя вечер тоже пролезает в душу, но делает это медленно, мягчит и заставляет сладко вздыхать самого тупого человека. Наверное, на тропиках в такие вечера хорошо зарабатывают нищие и легко взять в долг.
У каждого человека есть много врагов не только среди далеких и близких, а и среди неодушевленных предметов. Многие не могут пройти без содрогания мимо университета, где они учили наизусть догму римского права; иные плюются, когда проходят мимо мещанской управы, где им не выдали вовремя паспорта и расстроили женитьбу. Есть и другие здания, которых вообще не любят. Оставим в тени их скромные названия.
Я спокоен к зданиям. Даже один из вокзалов, где меня четыре раза обкрадывали, не вызывает во мне законного чувства острой неприязни.
Но из всех предметов есть все же один, вызывающий во мне чувство непоколебимого бешенства и глухого ропота. Это - окно зимой.
Приезжают какие - то люди в квартиру. Любовно обставляют каждый уголок, оклеивают стены, распихивают украшения и гадят стены картинами, но это - их право. У каждого угла есть свое назначение. Здесь будут пить чай. Здесь будет работать самое уважаемое домашнее животное - муж. Здесь будет отдыхать после обеда жена.
Тогда с нахальным молчанием врываются в семью окна. Каждое из них производит тщательный осмотр всем незамазанным дыркам и вычисляет, сколько оно может внести холода в жилую квартиру. После этого осмотра начинают работать сразу.
Острый уличный холод обдувает письменный стол и гонит от него все живое. Он превращает свеженалитый стакан крепкого чая в холодное сплошное целое.
Он дует в бок пишущему за столом человеку, гонит от него темы, путает цифры и образы. За какие - нибудь два - три часа упрямое оно, выходящее на двор, делает то, что прекрасно обдуманный рассказ о молодом человеке, почувствовавшем раскаяние под голубым небом Италии, превращается в записки сельского учителя о мраке и ужасе захолустья. Холод, принявший три равномерных направления в спину, плечи и ноги, меняет миросозерцание замерзающего человека быстрее, чем несчастная любовь. Я не представляю себе, чтобы те нежные вещи, над которыми мы когда - то плакали слезами или молчанием, создавались в комнатах, где было меньше четырнадцати градусов. И наоборот, исповеди каторжников не пишутся достаточно сочно и правдиво в беседках, обсаженных цветущими магнолиями...
Жена не отдыхает на кушетке. Кушетка около окна. Жена идет пить чай в столовую, садится на конец стола, тоже около окна, потом вздыхает и уходит в театр. Там нет окон, и если современные драматурги не захватывают, то в шестом ряду не дует...
Почему это на юге землетрясения, извергаются вулканы, бродит дрожащими тенями чума и гибнут на океанах от смерчей плавучие отели, а у нас так спокойно и ничто не заставляет людей искать солнца и тепла. Почему это чуть ли не треть человечества живет в ледяном погребе, чувствует себя прекрасно, как мышь около сметаны, и даже не думает, что где - то неподалеку другие люди обласканы бархатной рукой солнца, дышат, как деревья, исцеляющим воздухом и умирают под молчаливые песни нежного неба...
Нет, я положительно был бы незаменимым человеком при мироздании.
1916.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.