Пшеничные караваи - пышные, подрумяненные жаром печи, с прожилками капустных листьев исподу и золотистой, хрусткой корочкой сбоку - лежат на чистом столе, на белоснежных рушниках на лавке перед печью, на загнетке. Формой и цветом они воспроизводят в сильно увеличенном масштабе спелые зёрна пшеницы. Дух от караваев идёт такой сытный и тёплый, что проходящие мимо хаты колхозники останавливаются, поводят носами:
- Ульяна хлебы вынимает!
Ульяна Петровна Овсянникова печёт хлеб для всех работающих на токах вдали от села. Сильные руки крестьянки делают своё дело умело и проворно. Лицо её серьёзно и одухотворено. Она священнодействует, эта дородная уральская казачка, возле русской печи.
Вот он, хлеб насущный, дающий человеку жизнь и силу! Вот труд крестьянина, возвращённый ему землёй!
- Хлебушко! - ласково говорит Ульяна Петровна, сбрасывая с лопаты каравай. - Вернётся он теперь обратно, в поле, к людям, будет им спорнее молотить. Намолотят колхозники зерна, сдадут государству, и пойдёт наш Ключевский хлеб по всей России: в города, на заводы, на шахты, в нашу Армию... Хлеба у нас много, в других местах, слышно, не уродилось, а наша земля нас не обижает. Эвон какие скирды в степи стоят!
Голос Ульяны Петровны певучий, мечтательный.
Но Николай Фёдорович, муж колхозной пекарни, горит нетерпением.
- Да кончай ты, Петровна, быстрее!, - торопит он жену. - Люди ждут!
Овсянников спешит за реку, к четвёртой бригаде. Ток её самый дальний в колхозе «Третий решающий». Ехать туда надо на перекладных: до стана - на колёсах, через заледеневшую только у берегов реку Уй, а дальше, от стана до комбайна, - на санях, казахской степью. Иного сообщения с бригадой нет. Пока доберёшься, - гляди, и обедать время. А в бригаде происходит что - то неладное.
С вечера в селе видели тракториста Семёна Воронихина. Он похвалился, что купил у приезжего из Златоуста двуствольное ружьё, отдал за него десять пудов муки и собирается утром пойти на охоту: время - де такое, что упускать никак нельзя, а с обмолотом можно и погодить. Видели на улице и некоторых девчат из бригады. А утром в правление зашёл бригадир трактористов Фёдор Печёркин и сказал, что приехал кое за какими деталями к комбайну: всё одно молотьбы там настоящей нет, вчера обмолотили неполную прикладку - урожай примерно с двух гектаров вместо пятнадцати, а сегодня и того не намолотят: «Обслуживающий персонал разошёлся кто куда».
У Николая Фёдоровича от таких вестей сразу засосало под ложечкой: скирды сложены на скорую руку, пойдёт снег, подымутся бураны и забьёт скирды, и будет ни подъехать к ним, ни подойти.
Председатель колхоза Сергей Наливайченко поставил Печёркина «начальником агрегата», подчинив ему, работнику МТС, полеводческую бригаду. Наливайченко в колхозе недавно. До колхоза он был на административной работе, говорит об этом кстати и некстати и действует в артельном хозяйстве как плохой администратор: понукает, грубит. Демократические основы колхозной жизни не поняты им.
С того дня, как Наливайченко поставил старшим Печёркина, бригадир Решетников опустил руки и дисциплина в четвёртой бригаде пошатнулась. Печёркин делает вид, что это его не касается, обо всём он рассуждает «технически». Вот и сейчас, стоя перед председателем колхоза в правлении, он упрямо твердит одно и то же:
- Моё дело - машины. А людей я собирать не буду...
- Да ведь механизм для того существует, чтобы хлеб молотить! - стонет Наливайченко. - Хлеб стоит! А вы тут, Фёдор Васильевич, чинитесь: «моё», «не моё»...
Печёркин разводит руками и опять начинает что - то своё о клапанах, лопастях, прокладках, и Наливайченко безнадёжно машет рукой.
А хлеб не ждёт.
Тревога за хлеб гонит Овсянникова в степь.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.