Петра Крупчанова на факультете знали все - от студентов до преподавателей всех возрастов и ученых степеней. Знали как отличника учебы, именного стипендиата и, главное, как горячего общественника, влюбленного в комсомольскую работу. Эта работа была его радостью, его призванием, была его воздухом, без которого нельзя жить.

Петр Крупчанов! Вот он шагает узким факультетским коридором и, энергично жестикулируя, втолковывает что - то девушке - агитатору; вот, примостившись на подоконнике, разъясняет он с раскрытым блокнотиком в руке какое - то мероприятие студентам; вот он, наконец, на трибуне. Заливаясь румянцем, держит речь перед притихшим комсомольским собранием... И за каким бы из этих занятий вы ни застали его, вглядитесь внимательно, и вы непременно подумаете: да, общественная работа для этого человека - не груз, не «нагрузка» даже, а крылья к полету!

После первого своего экзамена, когда студенты еще робко осматривались в новой для них обстановке, Петр стоял уже с блокнотом в руке перед профессором и с выражением глубокой озабоченности за судьбу однокурсников говорил:

- Мне хотелось бы, как комсоргу, знать ваше впечатление, товарищ профессор, об ответах студентов группы...

На втором курсе Петр Крупчанов - уже член факультетского комсомольского бюро, на третьем - секретарь, на четвертом его выдвинули в вузовский комитет комсомола, а через два года, будучи уже аспирантом, Петр Крупчанов руководил всей комсомольской жизнью вуза. Затем он перешел на другой факультет и, кажется, был даже избран членом райкома комсомола.

В суете учебных будней мы как - то перестали следить за его дальнейшей судьбой и в течение четырех - пяти лет не имели о нем почти никаких сведений.

И вот он снова появился на нашем вузовском горизонте!

Я увидел его перед началом профсоюзной конференции среди делегатов в просторном мраморном зале с колоннами. Рядом с этими торжественными и, пожалуй, величественными колоннами Петр Крупчанов показался мне более уместным, чем кто - либо из нас. Высокий, стройный, в отличной светло - серой тройке, он нес на своем открытом лице печать маститости. В нем не было и следа от той суетливости студенческих лет, простоты и нерасчетливости в движениях, которые делали его доступным всем и каждому. Но и в сегодняшней выверенной и значительной походке, во всем облике Петра угадывались прежняя ничуть не угасшая энергия и жажда деятельности. Может быть, мне показалось, но когда я издали перехватил его взгляд, то уловил в нем пробивавшийся сквозь маститость знакомый трепет комсомольского сердца. И мне радостно было заметить это в Крупчанове сейчас, после нескольких, видимо, высоко поднявших его лет. И когда взгляд Петра ускользнул от меня, я еще долго следил, как среди толпившихся делегатов то там, то здесь вспыхивал чуть притемненный огонек крупчановского галстука. О, этот рубиновый огонек из - под светло - серого жилета! Он и сейчас, когда пишутся эти строки, теплится и гаснет и снова вспыхивает в моей памяти, как живой...

На второй день работы конференции, после перерыва, в течение которого совещались руководители делегаций, был оглашен список кандидатов в члены нового состава профкома. И в этом списке снова прозвучала знакомая для многих из нас кандидатура Петра Крупчанова.

- Какие будут мнения? - обратился председательствующий к делегатам, когда очередь дошла до Петра. И так как за несколько лет состав профсоюзной организации сильно обновился, что естественно для всякого вуза, то мнение было единодушным: послушать биографию.

Петр крупным шагом прошел к сцене, поднялся по деревянным ступеням и привычно встал за трибуной. Нет, он не рисовался, не позировал, но и не заливался, как в давние годы, румянцем. По - деловому, с достоинством перечислил он главные факты своей биографии и спокойно, с тем же достоинством ждал вопросов. Его биография была чиста, как стеклышко, и ни у кого не вызывала никаких сомнений.

- Вопросов нет? - повторил председатель. Уже повернулся было уходить Крупчанов. Но в это время из глубины зала кто - то спросил Петра о его диссертации. Не то чтобы этот вопрос смутил Крупчанова, а так, будто нарушил в нем на секунду какую - то внутреннюю гармонию. Петр опустил на мгновение голову и, когда поднял ее вновь, лицо, обращенное к огромному залу, было таким же открытым и неуязвимым, как всегда.

- Диссертация, - сказал он, - пока не написана в силу большой занятости моей на общественной работе. Но в ближайшее время я закончу ее и представлю к защите.

Петр посмотрел в президиум, как бы говоря этим, что вопрос исчерпан. Тогда с передних рядов поднялась сухощавая рука известного профессора Н., затем встал и сам профессор.

- Прежде всего, - наклонился он в сторону президиума, - у меня вопрос: на каком основании присутствует здесь товарищ Крупчанов? Ведь мы, если я не ошибаюсь, единодушно забаллотировали его у себя на кафедре. - Профессор выслушал ответ, кивнул в знак удовлетворенности и, повернувшись к залу, продолжал: - Товарищ Крупчанов здесь по гостевому билету. Что ж, это не возбраняется. Но я все же, товарищи, предлагаю кандидатуру нашего уважаемого гостя снять, вывести из списков для тайного голосования. Надо же дать человеку возможность выполнить, наконец, свой прямой долг. За семь лет пребывания в аспирантуре он переменил два факультета и три кафедры, трижды менял тему, выбирая полегче, но так и не написал диссертации и вряд ли ее напишет. Я прошу товарищей делегатов подойти к этому со всей серьезностью...

Профессор сердито опустился на место. Петру Крупчанову давно уже надо было бы сойти с трибуны, но он то ли решил здесь же, не прячась, принять весь позор, обрушившийся на него так неожиданно, то ли был так ошеломлен, что не мог сдвинуться с места. Зал, словно от внезапного порыва ветра, заволновался, загудел неодобрительно, тревожно. Лицо у Петра поминутно менялось, и было заметно, как он старался подавить в себе растерянность, овладеть собой. Старался и не мог. Глаза его не отрывались от края трибуны, словно им жутко было взглянуть в бездонную глубину зала...

И когда наконец Крупчанов стал сходить со сцены, шаг его показался мне неверным, без упругости, а взгляд - растерянным и потухшим. Только по - прежнему рубиновый огонек из - под жилета светился ненужным сейчас предательским светом.

Впервые за много лет я видел, как сотни голосовавших рук поднялись против кандидатуры, когда - то считавшейся для нас почти обязательной на всех выборных собраниях. Петр Крупчанов был выведен из списка для тайного голосования подавляющим большинством.

Поздно, в двенадцатом часу ночи, мы возвращались домой. Падал снег. Из белесой мглы мягко проступали здания улиц в желтоватых пятнах огней. Спешить не хотелось в эту тихую пору снегопада.

- Нет, - сказал один из моих товарищей, - все же с Петром поступили нехорошо, несправедливо.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.