Капитан рассказал о любви

Наступила могильная тишина. Теперь мы уже никуда не можем двинуться. Нас связали... Воздуха давно не хватает. Люди синие. Печать смерти легла на весь экипаж. Тогда, поднявшись со своего места, как будто бы ни в чем не бывало, капитан подошел к столику, где лежало домино, и, обращаясь к команде, сказал:

- Сыграем, что ли, партию? Никто не ответил ему.

- Ну? - повторил свое предложение капитан.

Подошел комиссар. Остальные все так же не двигались. Тогда капитан в третий раз повторил:

- Категорически приглашаю моего старшего помощника и командира боевой части артиллерии сыграть партию в козла.

Когда все сели за стол и начали играть, капитан сказал:

- Дубль шесть! Ждать нечего. Надо всплывать!

Мнение капитана было мнением всех. Капитан обратился к команде:

- Моряки! Разрешаю умереть, но лодка должна уйти в море.

Медленно начали подниматься. Достигли поверхности. Открыли люк. Свежий морской воздух рванулся вниз. У последней торпеды начальник артиллерии готов был каждую минуту по сигналу капитана взорвать лодку.

Один за одним с автоматами на взводе, с занесенными для метания гранатами и пулеметными дисками выскакиваем на палубу. Ночь. Тишина. Никого нет. Да, да, никого нет. По краям капкана светятся небольшие бакены с международными сигналами: «Здесь вражеская подводная лодка». От берега на нас идут, фосфорясь кромкой буруна, катера я подъемные суда.

Немцы хотели поднять лодку и взять нас живыми. Они все ближе и ближе... Даем полный ход, рвем аркан и уходим в море. Впереди Севастополь...

- Ну, что вы скажете об этой истории? Не правда ли, редкий и, я бы даже сказал, оригинальный случай на море? - спросил капитан.

- Да, - ответил я. - Это, действительно замечательная история. Но, все же я жду обещанного рассказа о любви.

- Одну минуту, - сказал капитан и отошел ознакомиться с принесенной радиограммой.

Тогда принимавший участие в нашей беседе комиссар, хорошо знавший характер своего командира, сказал мне:

- Если вы действительно хотите, чтобы капитан рассказал историю о любви, попросите его рассказать о его личной храбрости и отваге.

Так я и сделал.

- Извольте, - ответил капитан и начал новый рассказ.

- Любовь эта была действительно большой, немного странной и временами даже непонятной. Их было двое: один был капитаном, тем самым замечательным капитаном, о подвиге которого я вам сейчас рассказал; другой был его старшим помощником. Тот, кто был капитаном, был очень некрасив, сутул, с лицом, изъеденным оспой, и очень грустными глазами. Помощник же - наоборот... Я не умею рассказывать красиво, поэтому мне трудно описать его наружность. Для гвардии он был хорош. Капитана звали Максимом, помощника - Олегом. Оба они пришли из Северного моря, где все их хорошо знали. Вдвоем они любили одну женщину. Она же любила только одного. Тот, которого она любила, знал это. Тот, которого не любила, тоже это знал. Конечно, они ее ревновали. И оттого, что ревновали, работали молча, сосредоточенно, успевая любить и быть храбрыми. Всякий раз, когда мы подходили к какому-нибудь порту, издали на пристани виднелась знакомая нам фигура женщины, всегда закутанная в шаль. И мы точно знали: это она. Она ждала. До сих пор непонятным мне образом она точно узнавала, куда именно мы должны были придти. Любыми средствами она добиралась до Новороссийска, Батуми, Поти к самому приходу нашей лодки. Близко я никогда ее не видел. В отдалении она производила впечатление немного грустной и задумчивой женщины. Когда наш капитан поднимался на мол, она не спеша подходила к нему, орала его под руку и уводила к себе. Дом ее находился недалеко от пристани. Старший помощник выходил гораздо позже. Он садился на одну из скамеек на набережной так, чтобы лодка и дом находились у него на виду. Иногда он просиживал до рассвета. Если же было необходимо срочно уходить в морс, получив с лодки сигнал, старший помощник подходил к небольшому белому дому, обвитому повителью, осторожно стучал трубкой о закрытую деревянную ставню и, чуть отойдя, ждал появления капитана. Когда капитан выходил, они вместе молча спешили к лодке и затем, молча погрузив ее, так же молча уходили в море. Женщина никогда не выходила провожать. Она только встречала.