Люди, которые приводят ракеты в действие, всегда казались мне людьми необычными. Я, как и все, смотрел на огромные сигарообразные тела, катящиеся во время октябрьских парадов по Красной площади, со смешанным чувством удивления, восторга, трепета. Даже когда был уже совсем взрослым. Все, что касалось прочего оружия, было предельно ясно: работал с ним сам, будучи солдатом. Ракеты же, сколь бы теоретически полными ни были знания о принципе их работы, оставались вне понимания. Может быть, этих знаний не хватало. Потому что те, кто знает их по-настоящему, по вполне понятным причинам не стремятся популяризировать эти знания.

Но одно они могли бы засвидетельствовать: современные ракеты, какого бы назначения они ни были, – оружие колоссальной мощности и возможностей, их разрушительная сила вне сравнения с чем-либо еще. И пусть они никогда не выйдут на боевую траекторию, но мы должны уметь наводить их на цель. В интересах обороноспособности нашей страны, мира, спокойствия матерей. Люди, о которых мы расскажем, учатся этой трудной науке сами и учат других. Потому что пока это необходимо.

Ощущение, что нам предстоит познакомиться в ракетной части с людьми, каждый второй из которых чуть ли не профессор, было довольно устойчивым. И даже когда уже познакомились и выяснилось, что ракетчики так же, как и все прочие, стреляют друг у друга сигареты, рассказывают бородатые анекдоты, занимаются строевой – словом, делают все, что делают обычные военные люди, ощущение их превосходства над другими осталось. Это чувство опиралось, во-первых, на их высокую физико-математическую подготовку. Во-вторых, на внутреннюю собранность, стремительность мышления, без которых, как я понял уже позже, ракетчиком не станешь. Техника, которую доверила им страна, требует, кроме огромной профессиональной культуры, полного подчинения всех человеческих чувств и энергии делу, за которое они отвечают.

Сталкиваясь в различных ситуациях со старшим лейтенантом Владимиром Хаюстовым, я убедился, что на первом месте у него в жизни ракеты, на втором – опять же ракеты, потом – все остальное. Не слишком отличаются от него и командир батареи капитан Игорь Вовтанюк и многие другие. Столь естественной гармонии между людьми и техникой, столь полного взаимопонимания я не встречал больше нигде. Впрочем, рассказывая о ракетчиках, мне думается, нельзя отрывать их от свойственных военной жизни обстоятельств, а обстоятельства в тот день сложились следующие...

Батарея Вовтанюка прошла порядочное количество километров по горным склонам и, наконец, получила приказ нанести ракетный удар. Когда все уже было подготовлено, воздушная разведка предупредила, что цель ушла. Батарея снялась с позиций и спустилась в долину. Собственно, это была даже не долина, а каменистое, усеянное треснувшими валунами поле с крохотным озером посередине. Технику надо было закопать, замаскировать, пусть даже ей предстоит здесь находиться совсем недолго.

Несмотря на то, что расчет прекрасно справился бы с этим делом без него, Хаюстов поплевал на ладони и тоже принялся за работу. И ребята, не желая отставать от командира, кромсали сухую, твердую землю так же упрямо и быстро, будто схватились с ней в рукопашной и от исхода схватки зависит нечто очень важное. Они не давали себе передышки до тех пор, пока дело было не кончено. Пусковая установка Хаюстова стояла, закопанная по самую кабину, укрытая сверху маскировочной сетью.

Хаюстов отошел на несколько метров, оглядел дело своих рук, словно закончивший полотно художник, видимо, остался доволен, улыбнулся и разрешил ребятам перекурить. Они расселись прямо на земле, усталые, с мокрыми от пота лицами, словно по команде, пахнули «Примой», а командир остался стоять, сцепив за спиной пальцы и запрокинув к небу голову.

К тому времени я уже знал Хаюстова достаточно, чтобы понять это его состояние. Уходя целиком в какую-то работу, он переставал существовать для иных, не относящихся к делу ощущений. Особенно это заметно, когда Хаюстов работает с ракетой. Если он и разговаривает, то только на своем «ракетном» языке. В те минуты он – нервный центр движения нескольких пар рук и глаз, дирижер, который в отличие от настоящего сам и руководит оркестром и исполняет труднейшее соло. Кажется, произойди рядом извержение вулкана, он даже не обернется. Потому что вулканы не по его специальности, потому что все на свете сейчас не по его специальности, кроме ракеты, которую он должен послать в цель. А потом он будет молча стоять и смотреть в небо – подзаряжать, как выражается сам, психические аккумуляторы.

Не сиделось, вернее, не стоялось на месте только командиру батареи капитану Вовтанюку. Загорелый, скуластый, плотный, он быстрыми шагами мерил взад и вперед позицию батареи, цепляя взглядом каждую мелочь, казавшуюся ему нарушением инструкций, коротко ронял приказания и спешил дальше. Следом за ним, шаг в шаг, ходил батарейный старшина Минасян. Ветеран части, большой знаток воинских законов, он в который раз уже повторял, чтобы «нз» не распечатывали: «Без команды нельзя и вообще не положено». Минасяна уважали и побаивались, был он человек крутой и дотошный, любил, чтобы все было «по форме». Отдав армии почти три десятка лет, он тем не менее на равных с другими выполнял самую тяжелую работу. Как старшина, он образцово вел батарейное хозяйство и многому мог научить молодых офицеров. Причины нервозности Вовтанюка понять было нетрудно: переведенный недавно из другой части, он первый раз вел на учения эту батарею. И на сто процентов был уверен только в расчете Хаюстова. Это совсем не значило, что другие специалисты работали сегодня хуже, но они могли ошибиться в какой-нибудь мелочи, ерунде, и это было бы в порядке вещей, ибо почти невозможно учесть все. Хаюстов же делал невозможное – никогда не ошибался. Мало того, его ребята умели выполнять любую работу не только слаженно и точно, но и красиво. Будь то подготовка ракеты к старту или наряд по кухне – безразлично. Это проверено на учебно-боевых пусках, на тренировках, в повседневной военной жизни, которая главным образом состоит из повторяющихся изо дня в день дел. И по твоему умению управляться с ними судят о том, какой ты солдат и какой у тебя командир.

Хаюстов не отбирает себе ребят специально, как иногда делают другие, пытаясь выяснить у новичков уровень их теоретических знаний по физике или математике. В ракетные войска приходят люди, в принципе достаточно подготовленные, исключения редки. К тому же способность к вычислению не всегда живет в человеке вместе с быстротой реакции, собранностью, самоконтролем и так далее. Так что, отбирай не отбирай, главное все-таки чисто человеческие качества бойца. Остальное приложится. Поэтому метод Хаюстова-воспитателя в том, чтобы помочь молодому солдату как можно быстрее почувствовать себя связанным с коллективом одной целью, обрести личную ответственность за общее дело. Хаюстов с первого дня доверяет новичку и не придирается, если у того что-то не ладится; он не мелочен, но и не спускает, если видит халтуру. Он может пять раз подряд повторить для примера одну и ту же операцию и остаться спокойным; если понадобится, сделает то же самое в шестой и в седьмой. Пока всем не будет все до конца ясно.

При этом он совсем не ангел и не тихоня. В нем, может быть, даже больше внутренней юношеской ярости, чем в ком-то другом. Но Хаюстов очень четко знает, когда и как нужно сказать: поигрывая словами, легко, шутя или сухо, резко, коротко. Он умеет повышать голос не хуже Минасяна, но всегда к месту, по делу, чтобы кого-то отрезвить, вернуть уверенность.

Помню, при очередной подготовке к пуску он сказал солдату, работавшему за первого номера: «Не так, пробуй еще раз». У того снова не получается. Идут секунды, идут впустую.

– Не могу, – произносит срывающимся голосом парень, – не получается. – Пот заливает ему лоб, глаза влажные, еще немного, и он сорвется, заплачет от обиды, бессилия.

– Можешь! – крикнул Хаюстов. – Делай! Все получилось со следующей попытки. ...Покурив, стартовики от нечего делать взялись подначивать пристроившегося неподалеку от них связиста, который был придан подразделению на время учений.

– Сделай доброе дело, позвони любимой девушке в Горький, привет передай...

– Не-е, лучше на фабрику-кухню, закажи пять порций солянки в кредит...

– Зачем солянки, хаши закажи...

– Не пойму, в чем дело. – Связист положил трубку. – Утром катушки прозванивал, все было нормально, четверть часа назад «Форель» отвечала... Ребята, только без смеха, стадо никто не видел поблизости?

– Ходили тут буренки за холмом, а что? Связист чертыхнулся, крикнул напарника и велел ему идти по проводу, пока не найдет обрыв.

– Сожрали опять, значит, – рассудительно проговорил он и полез за сигаретой.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.