В понедельник, как всегда, я пришёл на работу и уселся за свой стол. В конторе была необычная, напряжённая тишина. Никто ни о чём не говорил, но каждый, конечно, думал о Володе: его знали и любили.

После обеденного перерыва вошёл шеф конторы и с ним жандармский офицер. Все насторожились. Я наклонился над чертёжной доской и сделал вид, что всецело занят чертежом. Офицер направился прямо ко мне и слащавым голосом спросил:

- Работаете?

Не успел я рта открыть, как он схватил меня за ворот и рванул так, что я свалился на пол. «Комм», - прорычал он и поволок меня наверх, на второй этаж.

Кроме офицера в комнате, куда меня привели, были ещё два жандарма. Начался допрос.

- Ты организатор партизанского отряда? - спросил офицер.

- Какого отряда? Я ничего не знаю...

- Ах, не знаешь? - ехидно протянул офицер. – Ну, сейчас узнаешь!... - и он отдал какую - то отрывистую команду.

Тут мне довелось познакомиться с последней новинкой германской «техники» - портативной камерой пыток. Жандарм вынул из портфеля небольшой, изящно выполненный индуктор, надел мне на запястья никелированные наручники и, по знаку офицера, начал крутить индуктор.

Это была адская мука. Тысячи огненных игл насквозь пронзили мое тело. Меня всего передёргивало, ломало. От нестерпимой боли мутило в голове.

Очнулся я от страшных ударов по лицу. Двое жандармов нещадно избивали меня с обеих сторон.

Что дальше было, не знаю. Пришёл я в себя в какой - то крестьянской хате. Хотел было повернуться на спину, но взвыл от дикой боли. Пришлось опять улечься плашмя, хоть и так почти невозможно было лежать. Возле меня стоял сослуживец - инженер, которого арестовали вместе со мной. От него я узнал, что мы находимся в деревне, где расположилось гестапо.

Два дня никто нас не трогал. На третий день меня повели в землянку, похожую на блиндаж. Опять пошли допросы и пытки.

Во время одного из допросов произошла моя очная ставка с Владимиром Коноваловым. На него страшно было смотреть: весь изуродован, избит до неузнаваемости.

На все вопросы Коновалов твердил, что меня он не знает, что я никакого отношения к партизанам не имею, и во всём виноват только он, Коновалов, и никто больше. Позже я узнал, что немцы его расстреляли. Умер мой товарищ, как герой.

Восемь суток пробыл я в гестаповском застенке, и изо дня в день повторялись побои, мучения, истязания.

Но случилось чудо: меня не расстреляли. Однажды ночью меня разбудили и повезли. Я думал, что на казнь, а оказалось, что на вербовочный пункт для отправки в Германию. Смертную казнь мне заменили каторгой.

Но и от каторги я спасся. Бежал. Ночью я быстро перелез через забор и спрятался в каком - то сарае. Меня искали и не нашли...В. Чубенко

На немецкой каторге

Из Харькова немцы силой угнали в Германию более ста тысяч юношей и девушек. Не миновала эта горькая доля и меня.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.