Из пушки по облакам

В пятидесятые годы исследования градообразующих процессов разворачивались в Москве, Ленинграде, Тбилиси. Аналогичная задача была поставлена перед геофизиками Эльбрусской высокогорной экспедиции, преобразованной впоследствии в Высокогорный геофизический институт. Директором его был назначен Георгий Константинович Сулаквелидзе.

Начинать пришлось издалека. Хоть не совсем с нуля и не совсем на голом месте, но с самого что ни на есть начала. Прежде всего, считал Сулаквелидзе, им следовало «разобраться в механизме образования града», и разобраться досконально, заново, по-своему. Поскольку разработанные к тому времени метеорологами схемы образования осадков и модели градоносных облаков не имели убедительной экспериментальной основы.

Для того, чтобы «разобраться по-своему», метеорологам активщикам Эльбрусской экспедиции понадобилось три года инструментальных и радиолокационных наблюдений, теоретических и лабораторных исследований.

Вкратце гипотеза Сулаквелидзе и его сотрудников сводилась к следующему.

Возникновение и развитие кучево-дождевой облачности процесс довольно-таки упорядоченный, несмотря на присущую ему многосложность и кажущуюся хаотичность. Скорость восходящего воздушного потока, формирующего мощное кучевое облако, нарастает от нижней его границы почти линейно, то есть равноускоренно. Где-то примерно в верхней трети облака скорость потока достигает максимума, а затем быстро уменьшается. И вот здесь, где воздушный поток начинает терять свою силу, в облаке образуется очаг повышенной водности, в котором скапливается огромное количество крупных капель и ледяных кристаллов, – так называемая крупнокапельная зона, или зона аккумуляции. В какой-то миг вес накопившихся воды и града превышает поддерживающую их подъемную силу, и вся масса осадков обрушивается вниз, подавляя восходящий воздушный поток и обращая его в нисходящий. Зона аккумуляции переходит в зону выпадения, на ее месте возникает новая крупнокапельная зона, градовый очаг восстанавливается, питаемый новыми восходящими потоками, и весь процесс повторяется. Таким образом, кучево-дождевое облако является «генератором», который конденсирует содержащийся в воздухе водяной пар, накапливает воду в зоне аккумуляции, преобразуя ее частично в град. «Генератор» этот работает беспрерывно, пока облако существует и перемещается в воздушном пространстве.

Новая гипотеза была гипотезой рабочей – она дала возможность приступить к решению поставленной задачи: «найти такое звено градообразующего механизма, искусственное изменение которого привело бы к уменьшению размеров выпадающих градин».

И нужное «звено» нашлось. Это был градовый очаг – тот небольшой сравнительно (10 – 30 кубических километров) объем в зоне аккумуляции кучево-дождевого облака, где интенсивно укрупняются и вырастают до опасного размера градины. Нашлось и средство «изменения звена» – конкурирующие зародыши града.

Дальше простая арифметика – в облаке много переохлажденной влаги и мало градовых зародышей (мало по сравнению с количеством водяных капель, но, к сожалению, вполне достаточно, чтобы смести с лица земли посевы на десятках, а то и сотнях гектаров). Каждый из ледяных зародышей, сталкиваясь беспрерывно с каплями, намораживает на себя столько воды, сколько может успеть, пока восходящий поток в состоянии удержать его в воздухе. Происходит намораживание быстро, и градины «вызревают» увесистые. И если задача состоит в том, чтобы «уменьшить размеры выпадающих градин», то нужно как-то изменить соотношение между каплями и зародышами. От воды не избавишься, не преградишь ей доступ в облако, не выпаришь и не развеешь по ветру.

Стало быть, нужно... увеличить количество зародышей, чтобы на долю каждого из них досталось меньше переохлажденных капель. А это в принципе возможно – стоит подбросить в облако добавочную порцию ледяных кристалликов. Беда лишь в том, что лед, размолотый на микроскопические частицы, очень уж неудобен для транспортировки.

Выход, однако же, имеется и здесь. Это как раз тот редкий случай, когда природу можно обмануть и предложить облачным каплям не лед, а что-нибудь похожее на лед. Например, йодистое серебро.

Доставляемые в облако специальными зенитными снарядами искусственные зародыши из йодистого серебра (а их несметное количество, из миллиграмма – тысячи миллиардов ядер кристаллизации) конкурируют с естественными ледяными и отбирают у них облачную воду, образуя множество градин. Но это мелкие градины, успевающие растаять, не долетев до земли, а если они все-таки и долетают, то не свистящей ледяной шрапнелью, а безвредной крупой.

Так решилась задача борьбы с Градобитиями – правда, пока только теоретически. Практически же метеорологам-активщикам Эльбрусской экспедиции предстоял серьезнейший экзамен – и им самим, и их гипотезе градообразования, и их методике воздействия на градовые облака, и отслужившим в армии зениткам, выбранным в качестве оружия против стихий. Собственно говоря, им предстояло провести обычный (теперь обычный) полевой сезон противоградовой защиты. Так же, как это делают сейчас везде, где принята методика Высокогорного геофизического института, – в Таджикистане, Узбекистане, Азербайджане, Армении. С той лишь разницей, что впервые. Впервые в мире. Настало время отчитаться в средствах, затраченных на исследовательскую работу, и коллектив, руководимый Георгием Константиновичем Сулаквелидзе, отчитывался по максимуму. Условия отчета активщики определили сами – предельно жесткие, бескомпромиссные: «Считать удачным результат воздействия лишь в том случае, если за все время работы на охраняемой территории не будет зарегистрировано ни одного случая выпадения крупного града, способного нанести ущерб народному хозяйству».

Столь же бескомпромиссно выбран был и защищаемый участок – тридцать тысяч гектаров в местности, где летом шесть-семь раз в месяц выпадает град. В 1962 году экспедиция разбила лагерь в верховьях реки Малки, на каменистом и унылом Муштинском плато, откуда когда-то начала первое восхождение на Эльбрус экспедиция Купфера.

Пушки и радиолокаторы тащили в горы тягачами – по заброшенным головоломным проселкам, а дальше и вовсе

по бездорожью... Крутые тропы привели Георгия Сулаквелидзе опять к подножию горы, с вершин которой он тридцатилетним лейтенантом-альпинистом сбрасывал фашистские штандарты. Двадцать лет пролетело, а помнилось так, словно все это было вчера: и буран на «Приюте одиннадцати», и рассвет на вершине 17 февраля, обрывки флага, втоптанного в снег, и новый красный флаг, развернутый под залп из личного оружия...

За двадцать лет произошло немало всякого, и бывший бравый лейтенант давно повесил ледоруб на стену – а от Эльбруса так и не ушел. Двуглавый контур был эмблемой Высокогорного геофизического института, и молодые геофизики с легкой руки директора повально увлекались альпинизмом. Даже снаряд, изобретенный для воздействия на градовые облака, единодушно нарекли «Эльбрусом». Правда, у самого подножия горы Георгий Константинович бывал не часто – в круговороте жизненных забот не всегда выкроишь минуту для личных дел, не говоря уж о воспоминаниях. Зато теперь он любовался ею ежедневно. В ясные дни прозрачный воздух скрадывал расстояние в полсотни километров – тогда казалось, что Эльбрус буквально рядом, рукой подать. Но ясных дней Сулаквелидзе не любил. Да и никто их не любил – нечего было делать.

В то лето им были нужны облака и обязательно с градом. Активщики хотели сдать экзамен на отлично, и загорать им было некогда. Впрочем, и загорать-то приходилось большей частью в тумане, под моросящим обложным дождем, кутаясь в свитера, плащи и телогрейки. Только директор института ходил по лагерю в ковбойке-распашонке и азиатской тюбетейке, насвистывая знаменитую «Баксанскую», которую у нас в стране знают, должно быть, все туристы, а альпинисты уж наверняка. Песня сложилась в памятную зиму сорок третьего, автор ее – Андрей Грязнов, боевой друг Сулаквелидзе, один из тех, кто поднимался на Эльбрус 17 февраля... Он был геологом и трагически погиб в экспедиции уже после войны.

Но приходила и рабочая погода. Клубились над Эльбрусом кучевые облака, стеной наваливались на Муштинское плато черные грозовые тучи, и горы вздрагивали от ударов грома. Тут уже забывали обо всем, и никого не занимало, день или вечер на дворе, пора . обедать или ужинать. Все подчинялось главной цели – нащупать в тучах градовый очаг, вогнать в него снаряды с реагентом и проследить при помощи локатора, как облака «прореагируют на реагент».

Отчитались они точно по пунктам продиктованных самим себе условий: «За три года проведено около 60 опытов по обработке градовых облаков... На защищаемой территории за эти годы не было отмечено ни одного случая выпадения града, хотя на смежных участках такой же площади ежегодно наблюдалось свыше 10 градобитий».

И я совсем не удивился, когда мы встретились с Сулаквелидзе на шоссе между Нальчиком и Пятигорском, откуда открывался великолепный вид на горы Главного Кавказа, среди которых снежным конусом величаво светился Эльбрус. Хотя и знал, конечно, что Георгий Константинович несколько лет тому назад расстался с Высокогорным геофизическим институтом, что он живет теперь в Тбилиси и заведует кафедрой в Тбилисском университете.