Иван Иванович

– Приезжали Линины в Ворошилове на все лето. Отдыхали после петербургской зимы, для балов сил набирались. Барыня у него была толщиной в два обхвата. Бывало, увяжется за барином на остров чай пить. К лодке сама спустится, а назад, в гору, подняться уже не может. Начинают двое мужиков на гору ее втаскивать. Вот какая здоровущая была...

Того мира с толстой барыней, ярмарками, девичниками, кашемировыми шалями давно не существовало, а вот монетка осталась и даже начинала блестеть, если ее хорошенько потереть о валенок или о печь. Старый, заржавелый светец тоже обладал свойством вызывать воспоминания о прошлом. Бабушка, глядя на него, пригорюнивалась и заводила рассказ о том, как парни и девки откупали на зиму у кого-нибудь избу, собирались в ней по вечерам и при свете лучины пряли, играли в игрища, плясали, пели...

А то запоет бывало:

А ко двору, а кто двору,

А я двору не хочу,

С кем гуляю – не скажу,

Кого люблю – не объявлю...

Вот так из позеленевшей денежки, случайно найденной в сельнике, словно из волшебной горошины, и стал расти Ворошиловский сельский краеведческий музей. К монетке прибавилась другая, к другой – третья, к третьей – четвертая, веточка к веточке, побег к побегу, а на каждой веточке по песне да по рассказу, по сказке да по были, и скоро тесно стало коллекции дома. А тут как раз место заведующего клубом освободилось. Иван Иванович и пришел туда вместе со своей коллекцией...

Но не сразу и не вдруг детское увлечение осозналось важным делом. Сначала жизнь скорее препятствовала увлечению, томила его серым однообразием. Если уж в городе человек греху уныния и скуки подвержен, что говорить о деревне? Иногда взвыть от деревенского однообразного житья-бытья хотелось. Долгое время неинтересными, какими-то обыкновенными казались ему люди, знакомые с детства, обыденными, недостойными внимания и участия казались их дела и заботы, примитивными – отношения и обычаи, устаревшими – деревенские праздники и игры. Все необыкновенное, значительное грезилось где-то там, за дальними далями...

Пока душа пребывала в этом сне, время не дремало.

Жил в соседней деревне Новоселье дедка, который делал гусли. Хорошие, звонкие гусли, не раз видал их Иван Иванович, и слышать приходилось. Когда-то, говорят, дедкины гусли большим спросом в округе пользовались. Но что гусли в век, когда и гармошки на чердаках среди старых валенок валяются? На старого мастера поглядывали с насмешкой, дескать, тоже мне Боян нашелся. Дошло до того, что мастер сам своего умения стесняться стал. Эх, того бы старика да теперь! Бегом бы к нему припустил Иван Иванович, в ноги бы поклонился: «Сделай гусли, дедушка». Спохватился, да поздно: нет уж звонкострунных дел мастера в живых. И не год, не два ищет Иван Иванович гусли для музея – хоть плохонькие, хоть рассохшиеся. Да будто смерч по округе прошелся: тот гусли выбросил за ненадобностью, у того ребятишки изломали, у этого как сгорели.

Улетели гусли.

И детям не показать, чем веселил и волновал сердце пращур, как он десять соколов на стадо лебедей напускал и как струны «рокотаху».

И стали эти упущенные гусли для Ивана Ивановича чем-то вроде символа ветхого отношения к жизни. Что-то упускал сам, а что-то и без его помощи на сторону уплывало.

Здесь, в его краях, пролегали когда-то торговые пути новгородцев. Озера здешние лежат на самом водоразделе. Одни питают северные и западные реки, другие – южные. Чтобы попасть с южного уклона на северный, ладьи тащили волоком, в опасных местах ставили кресты каменные с письменами. До сих пор край этот помнит то славное время по названиям деревень – Малые Переволоки, Большие Переволоки. По валдайским рекам, по протокам везли мимо них купцы пушнину, воск, лес, украшения, орудия труда и оружие. Кое-что, естественно, падало с возу, оседало в ближних деревеньках. И вот через семьсот лет по этим путям пустилось на поиски предметов старины племя туристов, набивая рюкзаки рушниками, иконами, заливистыми валдайскими колокольчиками, старинными костюмами.

Однажды трактористы выпахали из земли кольчугу и щит. Кольчугу крепко изъела ржавчина, а щит был еще крепок, даже узор кое-где сохранился. Пока дошло это известие до Ивана Ивановича, доспехов и след простыл. Исчезла с опушки и палатка туристов. До сих пор сокрушается Иван Иванович о тех доспехах. Во сне видит: висят они при входе в музей рядом с секирами XVI века.

С туристами – любителями старины – у Ивана Ивановича особый счет. Не со всеми, конечно. С теми, кому история Родины, ее культура – пустой звук, кому нипочем ободрать старинную церковь, влезть на чердак к одинокой старушке, у кого одни резоны в жизни – мзда и корысть. У таких сердце не охнуло забраться в Столовскую церковь, что в восьми километрах от Ворошилова, обшарить ее миноискателем, выдрать из иконостаса иконы, оторвать головки лепных ангелов от пилястр, разбить деревянные статуи святых, увезти которые не хватило сил. Добрались и до резного иконостаса; о котором писалось, что это, пожалуй, единственно полностью уцелевшая торопецкая резьба по дереву, представляющая мастерство торопецких резчиков. Пришлось спасать ценности. Пешком по заколоденной и замуравленной дороге таскал Иван Иванович на себе из заброшенной церкви в Ворошилове достояние истории родного края, недобрым словом поминая моторизованного, экипированного справочниками «любителя» старины. Нёс не домой, чтобы потом изображать из себя спасителя культуры перед кучкой знатоков, сокрушающихся о невежестве народа, нес этим же людям, у которых брал, чтобы поняли, какие ценности валяются втуне. И люди поняли. Не польстятся теперь на пятерик заезжего «спасителя» родимой культуры, сначала в музей принесут, покажут.

Видели бы, как горят глаза деревенских мальчишек перед какой-нибудь древней монетой, кольчугой. Здесь, в родной деревне, открывают для себя: не на равнине живем, на горе. И до нас жили, пели, страдали. Да такие ли еще обычаи были, да такие ли умельцы жили! И возвел их на эту гору Иван Иванович Смирнов. А что может быть для человека важнее чувства истории?

Но большинство наезжих знали цену предметам старины. В рублях, конечно. Ходит такой знаток по музею и мысленно ярлыки с ценой на экспонаты навешивает. А то жизни начнет учить:

– Чудак ты, Иван Иванович. У тебя тут вещей антикварных на два «Москвича». Охота тебе зарплату отрабатывать, бесплатно экскурсии проводить?