- Несколько подростков, - продолжал Вильсон дальше, - заметив в Ольдибэй, как я размениваю стодолларовый банкнот, напали на нас, забрали все деньги, а нас бросили в реку. Девчонка моя утонула: у неё был слишком мягкий череп, и удар молотком вышеупомянутых молодцов оглушил её. Что касается меня, то хотя моя голова также была рассечена, я выбрался на берег и к вечеру добрался до какого-то селения, где у тамошнего пастора, который принял во мне участие, унёс все сбережения, и с ближайшей станции отправился в Чикаго...
- Дайте мне вашу руку, - умоляла мисс Мэри. - Вот так! Как я счастлива, дорогой Вильсон, что вы будете моим супругом!
- И вот, - продолжал Вильсон, - я был предоставлен самому себе. Затем события развивались следующим образом. Я был чистильщиком обуви. О подобных случаях вы, конечно, слышали: в Европе всегда употребляют в рассказах из американской жизни выражение: «Был чистильщиком обуви».
В одиннадцатилетнем возрасте я ещё занимался чисткой обуви, в. двенадцать также, в четырнадцать я уже стоял перед судом за то, что тяжело ранил своего соперника по любви. Той, которую я обожал, было двенадцать лет, и я ей каждый день чистил ботинки. Потом - можете себе представить! - на другой стороне улицы в неё также влюбился чистильщик обуви, четырнадцатилетний юноша. Чтобы погубить меня, он снизил на цент стоимость чистки одной пары. Моя возлюбленная была очень практична и, чтобы сэкономить ежедневно один цент, стала ходить к моему сопернику.
Я купил себе револьвер, так как тот, который я носил при себе с восьми лет, показался мне недостаточно надёжным, чтобы убить человека. К сожалению, и приобретённый револьвер не застрелил соперника, а только тяжело ранил...
Вильсон со вздохом произнёс:
- Поэтому вам советую, милая Мэри, никогда не пользуйтесь револьвером системы «Грианы»... Во время судебного процесса выяснилось моё настоящее имя и то, что я три года назад бежал из дому. Благодаря этому я стал героем дня. Пресса настаивала на моём освобождении и угрожала, что в случае моего осуждения народ освободит меня, а господ судей линчует. Я также выступил с речью в свою защиту, которую окончил словами: «Джентльмены! С ваших губ, возможно, уже готово сорваться слово «да». Ну что ж, в таком случае я буду осуждён. А если с них сорвётся «нет», то я буду освобождён».
Моё невозмутимое спокойствие не только вызвало всеобщее удивление, но привело к моему освобождению. И судьи не ходили чистить свою обувь ни к кому другому, кроме меня.
Один издатель в Чикаго выпустил открытки с моей фотографией, а другой известный миллионер, который не знал, как потратить свой капитал к старости, изъявил желание меня усыновить. Я дал своё согласие и переселился к нему.
Но я был слишком свободного воспитания и особенно не обращал внимания на его наставления и прихоти. Мой опекун так волновался из-за этого, что скончался от удара.
Забрав всё, что только мог, я уехал на Запад, где четырнадцатилетним юношей в Сан-Франциско выкрасил свою физиономию в жёлтый цвет, заказал себе длинную косу и выступал в кафе-шантане как единственный во всех Соединённых Штатах китаец, умеющий правильно исполнять американские песенки.
Моё инкогнито было скоро разоблачено настоящим китайцем, который после выступления обрушился на меня с руганью на настоящем китайском языке. В порыве гнева он избил меня до такой степени, что мне пришлось проваляться в больнице около шести месяцев. Затем, мисс Мэри, после выписки из больницы, я нанялся на торговое судно, которое занималось перевозкой контрабанды. Но наше судно взорвали, взлетел с ним, конечно, и я, но мой полёт был настолько удачным, что рыбаки выловили меня из воды и высадили на берег. Я очутился на суше с пустыми карманами. В то время мне было уже пятнадцать лет. Добрый фермер, который принял меня в пастухи, владел большим стадом. А так как к ближайшему городу было всего пять часов пути, для меня не составляло больших затруднений в один прекрасный день отогнать туда стадо в сто двадцать голов скота и продать его скототорговцу, после чего я сбежал на Восток.
- Дорогой Вильсон! - восхищалась Мэри. - О таком человеке, как вы, я мечтала всю жизнь!...
- Торговал я также оружием, - продолжал мистер Вильсон, - среди индейцев; продавал им спирт, библии и молитвенники. В возрасте семнадцати лет я стал младшим проповедником в одной из сект и пользовался большим уважением среди индейцев. В это время один мой конкурент, проповедник другой секты, проводил более крупные торговые сделки, нежели я, особенно что касается спирта и виски. Я уговорил индейцев скальпировать его...
- Мой замечательный Вильсон!...
- Затем я менял различные профессии, в драках я убил пять человек...
- Вы убили пять человек? О мой дорогой! - восхищалась мисс Мэри. - Какой вы милый!...
- Ограбил два банка и наконец, милая Мэри, - произнёс мистер Вильсон, - я стал совладельцем большого банка «Вильсон и Ко» и обладателем такой очаровательной дамы, какой являетесь вы, мисс Мэри Овей, владелица ренты в два миллиона долларов... Теперь рассказывайте вы...
- Что я могу о себе сказать? - ответила мисс Мэри. - Я только могу сказать, что я была и остаюсь богатой. Моя жизнь проходила спокойно, я всё время мечтала иметь такого мужа, как вы, а не такого обыкновенного, как все другие. И вот моё желание сбылось. Дайте мне свою руку... Я полюбила вас с первого взгляда.
Они ещё немного поговорили, и мистер Вильсон стал прощаться:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.