Место действия вообще - Москва, а конкретно, двухэтажный дом на одной из окраинных улиц почтенного города. Домишко был наружности неприглядной и скромной, но жизнь в нем текла шумно. День и ночь распирало его песнями, гамом и хохотом, усердно производимыми сотней другой жизнерадостных ребят мужского и женского пола. Мимо окон проходили с опаской: весной отгула выскакивала яичная скорлупа, осенью арбузные корки, а окурки и чайные отплески летели безотносительно ко временам года. Грозили и Муни, и ГПУ, и гневом божьим, грозили и перестали - студенты явление беспорядочное, и никакой законности неподдающееся. Героиней рассказа, насколько я вообще представляю себе это дело, является большая женская комната во втором этаже, комната замечательная по многим причинам. Во - первых, сами девчата. Тут жила и ехидная Ленка Гущина, чумазый бандит с черной, шершавой башкой и стремительными движениями, и синеглазая Верочка Китаева, занимавшая ответственный пост первой красавицы общежития, и краснощекая Паня Морковкина, девка с глуповатинкой, но добродушная.

Во - вторых, количество этих девчат. Обитало их в комнате 57 человек, так что не на комнату было похоже, а на какой - то цыганский табор - всюду койки, корзинки, козлики, ящики, примусы, всюду грудами навалено тряпье.

Особо живописный вид являла эта местность вечером, когда все собирались домой, а две захудалых электрических лампочки не могли преодолеть всего обилия тьмы. В полумраке возрастают столбы, поддерживающие посредине потолок. Внизу они обросли одежками, от них тянутся веревки с бельем. Вдаль уходят ряды коек - на них пьют чай, возятся, курят, читают газеты, поют, принимают гостей, наконец, спят.

В углу Ленка, сняв кофту, моет свою шершавую голову, и каждому входящему орет диким голосом: «ребята, сюда не глядите, я женщина стыдливая».

Под лампочкой какая то несчастная троица готовить зачет. Одна читает монотонным, убитым голосом, остальные напряженно вслушиваются, поминутно отвлекаясь в сторону.

- И вовсе нет, это Лелька первая начала, у ней чайник стащили.

- Ну, ну, читай, я слушаю: наивысшего развития стачечное движение достигло...

В Веркиной стороне тренькает балалайка, и мягким серебром сыплется Веркин смех.

Вообще же - колыхающийся мрак. Пение, примусный шип, табачный дым клубами - картина дикая, но исполненная своеобразной прелести.

Для будущих страниц пригодится знать, что большая женская комната от века враждовала с маленькой. В последней осталось всего 9 человек после того, как от них сбежала Ленка Гущина, заявив во всеуслышание:

- Не могу я, ребята, существовать с этими богородицами. Они уже из меня всю душу вымотали: - петь нельзя, гостей водить нельзя, - зубрилы несчастные!

«Богородицы» все были студентки старших курсов, отличались девичьей скромностью, солидностью в манерах и хозяйственным обрастанием. Чего у них только не было? И примусы, и корыта, и утюги, и щипцы для завивки.

Жили «богородицы» тихо, лишь изредка к ним приходили какие то вылощенные пареньки. Тогда из - за стены доносилось хихиканье и пенье:

«Юбка на бок, косы нет. Цим - ля - ля, цим - ля - ля. Вот курсистки вам портрет. Цим - ля ля, цим - ля - ля».

В большой комнате до поздней ночи шел дым коромыслом, в нее вечно шатались тучи своих же, общежитских ребят, и она всегда была в курсе всех новых песен.

В каких нибудь два - три месяца сорганизовалась дружная и веселая кампания. Туда входил наиболее живой элемент большой комнаты, и самые достойные парни. Плясун Рафаил, кавказский человек, ходивший в узконосых сапогах со слабыми признаками каблуков и перетянутый узким кавказским поясом; маленький, отчаянный Константин, по прозванию - Катышек, с милым другом Симкой, хорошим комсомольцем и веселым парнем.

Из-за Катышка, собственно, и заварилась каша. Жил Катышек через стенку от большой женской, и вот взбрела ему скучным вечером фантазия в голову: «ребята, руби окно в Европу». - «Даешь!». И уже выломали одну доску из плохонькой перегородки, как вмешались в это дело девчата. Налетели, загалдели: - черти, сволочи, что за хулиганство? А Ленка Гуди - на, серьезная женщина, - не долго думая, - раз! Отлетел Катышек на два шага, еле на ногах устоял. Известно - Ленка - бандит, и лучше с ней не связываться. И то бы еще, может, ничего не вышло, кабы не свои ребята. Принялись смеяться, издеваться: - Что, Катышек, вздула тебя баба, не лезь, мол, куда не надо, маленький еще... Константину, конечно, обидно - парень горячий. А Симка тоже. Раскипелся, как самовар. Девчонки кричат - хулиганы, а он: «мещанки с предрассудками»!

Доску, в общем, забили обратно, но парни не угомонились, и вышла тут великая смута.

В пятницу вечером, в кубовой комнате, возле самого куба появился большой клочок бумаги, с извещением насчет общего собрания в субботу в 10 ч. вечера. В повестке дня стоял вопрос о переходе на совместную жизнь, о ликвидации отдельных мужских и женских комнат. Приходившие за кипятком, читали, возмущались, ухмылялись, спорили второпях и бежали по своим комнатам разглашать новость. Скоро все общежитие забурлило котлом. В комнатах, в коридорах собирались группы, мгновенно разбухали и так же мгновенно лопались, разбрасывая в разные стороны оживленные фигуры. Подпольными путями стало известно, что парни почти все «за», что уже несколько дней Симка с Катышком ведут отчаянную агитацию, что «богородицы» против, и будут выступать единым фронтом, что в большой комнате великий развал и смятение.

Суббота. 10 вечера. В большую женскую, где должно было произойти собрание, набирался народ. Хихикая и оглядываясь, прошмыгивали темные личности из нижних комнат: всякие незаметные, неопределенные парни, составляющие толпу и стоящие всегда за ту сторону, которая в данный момент забивает. Железной когортой прошествовали «богородицы» и мрачно засели в дальнем углу.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.