Он пролез в лаву, задержался у злополучного места, где природа преподнесла им такой подарок. Рабочие еще затягивали крепь упорных стоек, зачищали лопатами забой от угольного штыба. Словом, все шло, как обычно, вроде бы никакого нарушения и не существовало, разве только в воображении. На верхнем штреке он встретил Андрея Климова.
Андрей улыбнулся, лицо его приняло выражение всем довольного человека.
– Ты меня ждал, что ли? – удивился Олег.
– В своих верноподданнических чувствах я до этого еще не дошел, – ответил он. – Просто еще раз осмотрел восьмую-бис. Техника в лаве в образцовом порядке, а ее почему-то внезапно остановили.!.
– А тебя разве не интересует, почему восьмую-бис так внезапно пустили? – резко спросил Олег.
Андрей понял по интонации, что Груздев встревожен, и, недоуменно разведя руками, шутливо сказал:
– Думаю, чтобы брать из нее уголь...
– И переложить потом в мешок рекордсменам, то есть нам, так?
– Олег Николаевич, вы уж скажите прямо, – заволновался Андрей. – Мы всегда понимали друг друга... Так мне казалось, во всяком случае...
– Имеешь ты свое, понимаешь, свое, личное мнение по поводу того, что к нашей лаве хотели приписать уголь с восьмой-бис?
– Право, не знаю. Я не думал...
– Высказывайся смелей, Укатова здесь нет. Завтра собрание на участке будет. По факту приписки – ведь это было?
– Не знаю, в чем вы меня хотите обвинить. Я просто не задумывался над этим...
– Мнение свое у тебя есть? – настойчиво переспросил Олег.
– Я отвечаю за состояние техники, Олег Николаевич, – обиженно ответил Андрей, – и не желаю больше ни во что вмешиваться. И на собрании выступать не буду. – Последнюю фразу он выговорил твердо, как о деле для него давно решенном.
– А люди? О людях ты подумал? Как им с таким пятном работать? – чуть не выкрикивал Олег, но Андрей уже медленно шел к шахтному двору.
Олегу хотелось его окликнуть, остановить, бросить ему, Андрею Климову, такому деликатному и безотказному в работе, влюбленному в свою технику, жестокие слова о равнодушии, которое граничит с предательством... Но он не сделал тогда этого.
На следующий день состоялось рабочее собрание. Секретарь райкома резко осудил устроителей «рекордистской оперетты», и поэтому, когда выступал с покаянным словом директор шахты, на него было жалко смотреть. Укатов походил на большую рыбу, выброшенную из воды: он тяжело дышал, запинался, подыскивал слова, даже в грудь себя ударил, выкрикнул, что пошел на приписку не ради личных лавров, а в стремлении подать пример другим трудовым коллективам.
К удивлению Груздева, выступил на собрании не только Семен Глаголев, который тяжеловесно выговаривал осуждающие фразы, но и еще человек шесть рядовых шахтеров. Говорили не только о факте приписки, а вообще о вреде всякой нездоровой шумихи.
– Я из нарядной вышел, а мне вслед кричат: «Глядите, Семен на рекорд пошел!» – ввернул Глаголев. – Дожился...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Константином Катушевым, заместителем Председателя Совета Министров СССР, Постоянным представителем СССР в Совете Экономической Взаимопомощи беседу ведет специальный корреспондент «Смены» Леонид Плешаков