Иван Дмитриевич опустил очки на кончик носа и прищурил глаза. Он внимательно осмотрел шероховатую поверхность детали и, ещё не беря в руки кронциркуля, неодобрительно покосился в сторону: «Опять Селезнёва...» Девушка весело разговаривала с Верой Кондратьевой, соседкой по станку. Она, как и все работающие в пролёте, уловила осуждающий взгляд мастера, но продолжала улыбаться, делая вид, что это её «меньше всего беспокоит». Иван Дмитриевич кашлянул, пожал плечами и, положив деталь в карман своей поношенной спецовки, направился к двери. Он медленно шёл, смотря под ноги, мимо станков, мимо притихших девушек. А они невольно следили за мастером: «Обидели».

Восемнадцать лет подряд, вот как сейчас, каждый день проходил своим пролётом мастер Емельянов. За эти годы многих вывел он в люди. Со всеми сходился он быстро. И все относились к нему тепло, любовно. Но вот пришли быстроглазые, задорные, звонкоголосые девчата, в коричневых платьицах с чёрными петлицами на воротничках. Пришли, робко встали к станкам. Первые дни обращались к нему с каждой мелочью. Послушно исполняли его указания. Копировали его движения. Сперва у станка: вот так же спокойно брать, закреплять деталь, не спеша включать и выключать мотор. Затем им понравилась его манера держать руки, рассматривать, чуть скосив глаза, детали. Иван Дмитриевич усмехался: «Пускай шалят...» Но брак, который то ли по неопытности, то ли по спешке допускали девушки, беспокоил мастера всё больше и больше. Он начал всё чаще заглядывать к «старичкам» - опытным мастерам, работавшим в пролёте. «Эти не подведут». Им он стал отдавать предпочтение в выборе заготовок и, наконец, выполнение плана всецело переложил на них. Каждый из «старичков» давал не менее двух норм в смену. И всё же они его подвели. Пролёт начал отставать. На доске показателей, что висела между окнами пролёта, появились цифры: 92, 98...

Правда, Иван Дмитриевич скоро понял, что «старички» не спасут положение, что его 1 - й пролёт будет постоянно хромать, если все 30 станочников не поднимут своей производительности труда. Поняв это, Емельянов внутренне осудил себя. Вновь принялся он работать отдельно с каждой револьверщицей: разъяснял, как ускорить режим резания, показывал, как можно быстрее зажимать и освобождать деталь в патроне, - но ничто не помогало. Момент был упущен. Из 24 станочниц 20 продолжали не выполнять установленных норм.

Сегодня Иван Дмитриевич окончательно пришёл к выводу, что не в состоянии он выправить положение дел, что он стар. Он пришёл просить, чтобы его освободили от работы в ведущем пролёте или перевели в другой.

- Перевели?! - начальник цеха устало поднял тяжёлые, припухшие от бессонницы веки, переглянулся с парторгом. Где - то рядом ритмично гудели станки. От их работы покачивался шаткий столик.

- Как же так, товарищ Емельянов, - проговорил парторг, - станочницы у вас молодые, в основном комсомолки, а вы...

- Не любят они меня, старика, или не понимают, что ли...

Наступило молчание. И в этот момент в кабинет вошёл высокого роста сухощавый парень в военной гимнастёрке. Это был Иван Свистун, комсорг цеха.

- Вот что, Митрич, - сказал начальник цеха и посмотрел при этом на комсорга, - решили мы от тебя «старичков» забрать... Нечего им у тебя делать. Перейдут в шестой пролёт, там новая техника поступила, осваивать надо.

- Как «забрать»? Как «делать нечего»?! - возмутился Емельянов. - А я... а как же первый пролёт?! Он же зарежет весь цех!...

- Ничего, не зарежет... - спокойно возразил парторг. - У вас останется молодёжь, комсомол вам поможет. Это будет для него испытанием...

«Комсомол поможет... испытание...» - думал Иван Дмитриевич, возвращаясь от начальника цеха; он не заметил, как вошёл в свой пролёт, не услышал, как Шура Никифорова обратилась к нему за каким - то советом. Девушки переглянулись: никогда ещё они не видели своего Митрича таким усталым, осунувшимся...

... На другой день Емельянов не вышел на работу.

В обеденный перерыв пришёл к девушкам 1 - го пролёта Иван Свистун: праздничный, подтянутый, в новых лакированных туфлях. Он собрал всех комсомолок - станочниц и рассказал о том, что произошло вчера в кабинете начальника цеха. Девушки слушали молча. А он, комсорг, даже не журил их, не ругал. Он только говорил о той большой ответственности, которая возложена на них. Он говорил о заводе вообще и вроде невзначай об их пролёте, который не выполняет план и от которого отказывается старый, опытный мастер. Он достал из кармана деталь:

- Вот, посмотрите, ваша работа?.. Ребята из бригады Грязнова, на сборке, - сказал он, - обижаются. Говорят, скоро и у нас будет остановка, целый день заусеницы за вашими девчатами снимаем.

- Они всё хотят первое место завоевать... - начала было говорунья Маша, но её перебили:

- Да молчи ты, Селезнёва, пока всё добром идёт!

- Из табельной позвонили: Иван Дмитриевич заболел». Был, вчера вечером в бане, простудился, - сказал Иван Свистун и, уже собираясь уходить, добавил строго: - Вечером, девушки, митинг будет. Приходите все.

... После митинга почему - то не хотелось сразу идти домой, на Шоссейную. Кто - то из девушек предложил:

- Давайте зайдём к Митричу...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.