Исповедь офицерской жены

Четыре километра от редакции до дома в тот день я буквально пролетела. Еще не представляя, как тяжело будет ходить по этой разбитой, раскисшей дороге в распутицу. Резиновые сапоги трех видов — короткие, длинные и на меху — стали самой расхожей обувью. Но в тот день я все равно была счастлива.

Только позже я поняла, на какой риск шел добрый редактор. В поселке не особенно жаловали офицерских жен. Действовало негласное правило: принимать их на работу только в последнюю очередь или в безвыходных ситуациях. Такая традиция, к сожалению, не только прихоть местного начальства. Она существует везде. С одной стороны, кадровиков понять можно: зачем им временные люди, а вот с другой... Как быть молодым, полным сил и желания работать женщинам? Куда приложить свои знания, полученные в институтах и университетах, куда, наконец, девать свободное время, которого больше чем достаточно?

Небольшой филиал лампового завода в нашем городке был просто не в состоянии обеспечить всех желающих работой, Предложения намного превышали спрос. Но почему бы в военных городках не построить маленькие цехи, а Министерству обороны не заключить договоры с предприятиями на выполнение работы на дому?

Сейчас отношение к военным стало сложным. В обществе утвердилась точка зрения, что военные — это дармоеды и бездельники, сидящие на шее у народа и ни за что получающие невиданные деньги. Но так ли это?

В армии, как и во всем нашем обществе, существует резкое социальное неравенство, разделение офицеров на «белых» и «черных», папенькиных сынков и безродных ванек, тех, кто служит вдалеке от культурных центров, и тех, кто удобно устроился в больших городах и утопает в мягких креслах. Последним живется действительно неплохо, но по ним нельзя судить обо всей армии.

Мне не раз приходилось слышать нелестные эпитеты в адрес офицеров и их жен. Сколько анекдотов ходит об их беспросветной тупости, ограниченности, жадности, бескультурье! А где, простите, набраться этой самой культуры? Может, в обнесенном колючей проволокой замкнутом пространстве городка, часто удаленном от цивилизации на сотни километров, где единственный источник общения — очереди за продуктами. а из развлечений — только Дом офицеров и пара магазинов? Или в казарме, где офицеры проводят большую часть жизни независимо от того, есть там для них дела или нет?

Муштра, солдафонщина, казенщина. одинаковая форма, одинаковые мысли, поступки, одинаковые заботы выбивают из многих самое «лучшее, доброе. вечное». Кто-то не выдерживает — спивается, другие уходят в себя, становятся угрюмыми, неразговорчивыми, третьи из кожи лезут, чтобы быстрее выбиться в чины.

Нет только у офицеров самого элементарного права, которое доступно всем остальным смертным, — права поменять профессию. Уйти из армии «по собственному желанию» без скандалаи «волчьего билета» нереально. В связи с сокращением армии тысячи офицеров подали рапорты об увольнении, но они отклонены. Иначе служить будет некому. Неужели это не настораживает министерских чиновников? Неужели не подталкивает к мысли, что назрела необходимость разрешить увольнение из армии офицерам до установленного срока службы и выплачивать пенсии в зависимости от прослуженного времени?

Стоит ли слишком строго осуждать офицерских жен за то, что им практически в «единственном числе» приходится воспитывать детей, вести хозяйство, управляться по дому? Мне не раз приходилось наблюдать, как заходились плачем малыши при виде серого от усталости и пыли незнакомого «дяди» — их отца...

«Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик»... К офицерским женам эта поговорка прямо-таки в самый раз. Еще в самом начале нашей с мужем службы как-то сорвался со стены кухонный шкафчик с посудой. Растерявшись, я позвонила соседям. Соседа, как обычно, дома не было, а вот соседка — жена майора, узнав, что произошло, молча достала молоток, пробойники и под моим оторопелым взглядом ловко вбила гвозди и повесила шкафчик. Позже и я научилась не хуже мужчин обращаться с молотком, электродрелью, чинить мелкую бытовую технику, вставлять розетки, красить, белить, наклеивать обои, штукатурить, потому что соответствующих бытовых учреждений в городках нет, а ждать мужа — дело безнадежное.

Министерские чиновники ссылаются на то, что недостаточное строительство объектов соцкультбыта — огрехи прошлой застойной политики, но, думаю, их женам не приходится выступать в качестве слесарей, электромонтеров или маляров. А как бы реагировали сотрудники Министерства обороны, если бы их жены были вынуждены рожать в «скорой» на неблизкой дороге до областного центра, потому что в поселке жен офицеров не принимают, а в городках роддомов нет?

Ну почему в гарнизонах не узаконить прием, в госпиталях семей офицеров? Ведь там и оборудование, и обслуживание гораздо лучше, и не нужно будет всеми правдами и неправдами добиваться, чтобы твоих близких полечили квалифицированные врачи. Зачем создавать два разноведомственных медицинских учреждения, если можно, объединив средства и медперсонал, эффективней лечить в одном?

Каждый офицер, если его еще не затянула армейская трясина, ощущает свою вину перед родными за те условия, в которых им приходится жить. Перед женой, потому что она не может даже просто ощутить себя женщиной. Если «на гражданке» представительницы прекрасного пола красиво одеваются, пользуются услугами ателье, косметических кабинетов, то офицерским женам это практически недоступно. Каждая изощряется, как может. Хорошо, если умеет шить, а если нет? Представьте себе ощущения, когда, отстояв многочасовую очередь за импортной блузкой, на следующее утро вы встречаете несколько десятков своих «близнецов»? После каждой крупной распродажи товаров городок напоминает большой детский дом, где все одеты одинаково.

Офицер бессилен что-либо изменить не только в своем образе жизни, но и в образе жизни своих детей. Работая без выходных, приходя домой, когда дети уже спят, и уходя рано утром, когда они еще спят, отцы-офицеры по неделе-две не видят своих чад.

Из-за частых переездов ребята плохо учатся. Привыкнув к кочевой жизни. замкнутому пространству гарнизонов, дети военных уже не могут вырваться из этого заколдованного круга. Они тяжелее адаптируются в больших городах. Их ошарашивают спешка, многолюдность, другие отношения между людьми. Поэтому единственный путь, который предоставляется девушкам из офицерских семей, — это выйти замуж за военного, а юношам — пойти по стопам родителя, поступить в военное училище, где и конкурс, и требования при приеме ниже, чем в гражданских вузах.

Офицеру, главе семейства, неудобно за то, что он не может обеспечить своих близких даже самыми необходимыми продуктами.

Жители больших городов познакомились с талонной системой сравнительно недавно, когда в стране возникли трудности с сахаром. В городках же она, кажется, существует вечность. С одной только разницей: талоны на мясо, масло, колбасу, сыр часто остаются неиспользованными, потому что названных продуктов бывает так мало, что не хватает даже по тем весьма скромным нормам, что указаны в талонах.

Военторг совместно с политотделом, оказывается, лучше всех знают, сколько кому нужно пар туфель, сапог, босоножек, платьев, костюмов и пальто. Вам могут предложить только тот размер, какой есть, а не тот. что вам нужен. Хотите — берите, хотите — нет, но из очереди вас уже вычеркнули. Такая форма распределения порождает благоприятную почву для спекуляции. Получается, что вещи по талонам покупают одни и те же, а потом продают их вам же втридорога.

Может, офицер в состоянии компенсировать материально те неудобства, которые испытывает его семья? Увы, разговоры о рокфеллеровских доходах не имеют оснований. Большие звезды не у всех, в основном военные получают меньше квалифицированных рабочих на заводе. Заработная плата офицеров в нашей стране на 20 — 30 процентов ниже, чем в любой из социалистических стран, не говоря уж о капиталистических. Сержант в США получает больше, чем у нас полковник. А если учесть, что на иждивении у них находятся неработающие жены, дети, а иногда и родители, то 250 — 300 рублей не такая уж большая сумма по нынешним временам и ценам.

Очередной переезд обошелся нам в тысячу рублей. И те подъемные, которые мы получили по прибытии к новому месту службы, далеко не компенсировали расходы.