– На работу, небось, едешь?

Тоня кивнула. Подметая в тамбуре, проводница неторопливо говорила:

– Гиблые места. Снег летом повалит – никто не удивится. Отправишься в рейс и скорее обратно... То ли было на южном направлении, на курортном! На каждой станции базары, виноград, фрукты...

...На второй день пути началась тайга и уже не кончалась до самой Тониной станции. Неяркая, однообразно унылая даже сейчас, летом, северная тайга, бедная деревом, – ель да низкорослая береза. Хаос бурелома, жирные лужи трясин. Безлюдье. Час, три едешь – ни деревушки, ни тропки у полотна. Тоня сидела у окна, словно завороженная, и, прикусив губу, широко раскрытыми глазами смотрела на этот дикий край.

«...Однажды мы приедем сюда по дороге, которую я строил...» На этой насыпи он работал... Высокая... Сколько тачек пришлось перекатать... Ему, наверное, была знакома каждая береза у полотна. Может быть, под этой он писал свое единственное письмо... Или спал утомленный... Из этого ручья пил потрескавшимся от жара ртом, совсем больной-Проводница, разнося чай, окликнула Тоню:

– Видишь, какой здесь курорт? – И засмеялась, поджав губы. – И все едут и едут... Удивляешься только! А ведь здесь раньше знаешь кто работал?.. Здесь раньше...

Тоня подняла вспыхнувшее лицо и резко сказала:

– Мне чаю не надо! Не хочу! Слышите? – И отвернулась к окну.

...На свою станцию она приехала вечером. Ее встречали. Школу еще не достроили, и Тоню поместили временно в домике путевого обходчика. Хозяйка вкусно накормила ее, постелила чистую постель. Радовалась: «У нас каждый новый человек к делу!»

Кровать стояла у окна. Было около полуночи, а день так и не уходил. Тоня долго сидела, облокотившись на подоконник, смотрела на насыпь, на редкий березовый лес... Он толпился у самой насыпи – кривой, колченогий, и казалось, в своей белой исподней одежде промерз до костей под ледяным полярным небом. Иногда по дороге проходили тяжелые поезда с углем, стремительные, неукротимые, грохочущие, развевая по сторонам тугой плащ ветра, и Тоне чудилось, будто березы у насыпи гнутся и вздрагивают от стального грохота.

...«И вдруг возьмем да и останемся здесь навсегда».

Здравствуй, Артем! Я приехала к тебе. Навсегда! Приехала по дороге, которую ты строил. А тебя нет...

Потом Тоня заснула. Всю ночь мимо шли тяжелые поезда с углем, рельсы гудели, скрежетали и тревогой полнили беспокойные Тонины сны.

Встала поздно. Что делать? Чем заняться? Открыла чемодан. Сверху лежали платья, пахнущие свежестью, хрустящие от крахмала. Накануне отъезда их до ночи утюжила мать. У матери были темные отеки под глазами. Тоня хотела помочь, но та упрямилась: «Я сама».

Тоня знала, что мать в душе гордится ее решением, но сказать об этом не решается, чтобы не испытывать судьбу. Только вздыхала: «А вот его тогда собрать не успела. Лишь пальто накинул...»

Под платьями лежал портрет отца. Его сфотографировали на одной из строек. Кепка на затылке, из-под козырька торчит русый чуб. Видно, отец случайно поймал взглядом тайно прицелившегося фотографа и неожиданно улыбнулся – задорно, широко, каждой морщинкой. Только сдвинутые брови еще хранят недавнее средоточие мысли.

Тоня опустила крышку чемодана: разбирать вещи не хотелось. Ей сказали, что неделю она может отдыхать и устраиваться. Как она будет жить здесь эту неделю? А потом месяцы, годы? Рядом с этой дорогой. Рядом с Артемом... и без него.

...Вышла на улицу. Недавно были дожди. От леса пахло болотной гнилью. Тропка, пробитая в грязи сапогами, вела туда, где строился поселок. Тонкие каблуки ее городских туфель продавливали нетвердый наст. Шла, не глядя по сторонам. Не заметила, как очутилась в поселке. Вокруг суетились люди, делали что-то...

– Девушка! – Чей-то голос настойчиво пытался войти в ее сознание. – Да постой же!

Она оглянулась. На дороге у сложенных досок сидели на корточках два человека и курили.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.