И строй сомкнулся

Эдуард Клейн| опубликовано в номере №1172, март 1976
  • В закладки
  • Вставить в блог

Прежде чем Хосе успел погасить свечу, Антонио, бросив взгляд в сторону учителя, увидел большие темные глаза, в которых читалось что-то похожее на ненависть.

Ортис слышал тихий скрип двери, затем шепот и быстро удаляющиеся шаги. Как это говорил сержант? «Агитаторы – люди, профессия которых сеять смуту, которые тянут в болото других и, ни секунды не колеблясь, оставляют их в лагере, если сами получают возможность выйти на свободу». Этот Антонио был свободен, Хосе мог выбраться на волю, а он, Ортис, чем хуже обоих? Он вспоминал, что еще говорил сержант. «Эти люди не стоят того, чтобы вы чем-то жертвовали для них, вы, интеллигентный человек...» Думать дальше было страшна

Хосе и Антонио стояли у моря. Побережье здесь было крутым, скалистым, испещрено расселинами и потому с трудом просматривалось.

– Вот пещера. Открыта она только в сторону моря и немного сыровата, да и невелика к тому же. Зато здесь ты в безопасности. Не выходи, пока я не приду за тобой.

Антонио недоверчиво оглядывал небольшую черную дыру у своих ног. Позади слышался сердитый шум моря. Оно могло быть нежным, как шелк, у пологого берега, где ничто не противостояло его силе. Но беда, если наталкивалось на сопротивление. Тогда оно ярилось, катило на своей спине высокие водяные горы, обрушивало их на сушу, стремясь разбить, размолоть ее и скрыть под собой. Антонио видел серебристый блеск водной глади, слышал, как валы с ревом разбиваются о скалы, ощущал дрожание, пробегавшее по камню. Ветер бросал ему в лицо брызги соленой пены.

– Ничего, выдюжу в этой квартирке. Охлаждается она неплохо.

Хосе подождал, пока Антонио скрылся в темном отверстии.

– Слушай!

– Что? – Антонио высунул голову.

– Насчет учителя не беспокойся. Я поговорю с ним. Ничего, образумится, парень он хороший, только немного свихнулся из-за жены.

Хосе пробирался обратно, словно черная тень в непроглядно темной ночи. Он старался ступать медленно, как можно осторожнее, мысли же его проносились стремительно, как бы набегая одна на другую. На угольных копях его ждали семь тысяч горняков. Он должен был стать знаменем, и они пошли бы за ним. Хорошая мысль, мысль, от которой можно воспрянуть, которая снова делала его почти таким же, каким он был прежде. Но только почти, потому что к ней примешивались воспоминания о полицейском комиссаре, о звуконепроницаемой камере, в которой проводились допросы, об ударах. Удары! Почему человек так слаб? Если бы он мог поверить в свои силы! Если бы Хосе поверил, что есть на свете люди, способные выдержать то, что ему предстояло взвалить на себя! Тогда бы он вынес, принял на себя все.

Антонио сидел в своем убежище, постелив на сыроватую землю какой-то старый мешок, и поглядывал на темное море. Черт побери, он просто не представлял себе этого дела, точнее, не предвидел, что оно так может обернуться.

Вызывал озабоченность Хосе. Год, проведенный в лагере, заметно изменил его не в лучшую сторону. И, как знать, не ошиблись ли они, принимая решение. Тот ли он теперь человек, который им нужен? Придать бы ему мужества, вернуть былую уверенность в своих силах... Но как? Как?

Начинался рассвет. Черные гребни волн стали серыми, потом бутылочно-зелеными. Со своего места Антонио видел «аленький отрезок бледно-голубого неба и три-четыре черные скалы, о которые в белую пену разбивался прибой. Море выглядело, как сказочный ведьмин котел, в котором плавали прочно сплетенные поляны вырванных волнами водорослей.

До слуха Антонио донесся пробившийся сквозь плеск волн новый, инородный шум. Кто-то сюда подходил. Пришлось крепче прижаться к стене маленькой пещеры. Хорошо, что здесь так темно, и снаружи его, конечно, не видно. И тут показался нарушитель спокойствия, человек в холщовых штанах, с удочкой, переброшенной через плечо. Скорее всего заключенный, прибежавший сюда ранним утром, чтобы хоть немного скрасить скудное арестантское довольствие.

Антонио с интересом наблюдал, как пришелец пробирался по скалам. То прыгал, то вынужден был ползти и, наконец, достиг последней, дальше остальных выдававшейся в море, метрах в двадцати от пещеры.

Забыв об осторожности, Антонио придвинулся поближе к выходу. Человек уже вытащил первую рыбу не меньше чем в фунт весом. И сразу же снова закинул удочку. Видно, здорово любит рыбу или и впрямь голоден. Брызги волн долетали до него, и вряд ли он мог устойчиво держаться на мокром камне. Антонио вспомнилось, знакомый моряк рассказывал: каждая десятая волна бывает самой высокой. Вот первая, вторая, третья... Да нет, болтовня все это. И потом, что ему за дело до человека на скале? У него одна цель – остаться незамеченным.

Когда он снова взглянул на скалу, на ней никого не было. Набежала особенно высокая волна или рыбак поскользнулся и упал в море? Напрочь отбросив осторожность, Антонио высунул голову из пещеры. Внизу, в «ведьмином котле», мелькнули только вихор волос и руки, отчаянно пытавшиеся справиться с бешено ревущим потоком. Потом исчезли и они, появились несколькими метрами дальше, и прихлынувшая волна выбросила тело на скалы. Сквозь шум прибоя Антонио, казалось, услышал глухой звук удара и в ужасе закрыл глаза.

Стряхнуть с себя оцепенение и рвануться из пещеры его заставил еле различимый крик. Человек еще плавал. По лицу его текла кровь: должно быть, расшиб лоб. Он смотрел прямо на Антонио, чуть не наполовину вылезшего из пещеры, тянул к нему руки, отделенный какими-нибудь десятью метрами, но там, в белом, бурлящем месиве прибоя.

Антонио торчал в своей дыре, как прикованный. Человек видел его. Если он выберется оттуда, из «ведьмина котла», что будет тогда? И кто он такой?

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены