Трудно представить себе картину, более далекую от того, что в действительности происходит в суде. Иной раз суд может приговорить к расстрелу и «неплохого парня», если он совершил тяжкое преступление, например, умышленное убийство при особо отягчающих обстоятельствах. И, напротив, если закон не дает суду права назначить «высшую меру», суд никого не может «убить» (вот уж неподходящее слово! Убийство подрывает правопорядок, а смертная казнь за убийство призвана охранять его) независимо от того, каков преступник как человек. Вадим не был приговорен к расстрелу не потому, что суд «решил иначе», а потому, что вопрос об ответственности за убийство по неосторожности «иначе» решает закон.

Большинство читателей проявляет интерес и к другой стороне дела. Своеобразие обстоятельств совершенного Вадимом К. преступления — он любил бабушку, воспринял ее гибель как свою собственную трагедию, пытался покончить с собой, требовал для себя расстрела — расположило этих читателей к жалости. Многие из них не только предлагают Вадиму дружбу сейчас и приют после освобождения, но и, как мы видели, настаивают на том, чтобы его, раз уж этого с самого начала не сделал суд, немедленно освободили теперь. Помните: «Вадика давно уже надо выпустить...»

На чем зиждется эта доброта? На эмоциях, и только. Между тем, детально регламентируя назначение наказания, закон весьма точен и в определении условий освобождения от него.

Лицо, приговоренное к трем годам лишения свободы, ни при каких обстоятельствах, если не считать осуждения за новое преступление, не может находиться под стражей более 1 095 суток. Однако по отбытии половины или, когда речь идет о более тяжких преступлениях, двух третей срока оно может быть условно-досрочно освобождено, если суд придет к выводу, что данное лицо примерным поведением и честным отношением к труду доказало свое исправление. Преступление, совершенное Вадимом К., подпадает под правило о половине срока, и я нисколько не сомневаюсь, что на протяжении полутора лет пребывания в колонии он проявит, как говорят юристы, деятельное раскаяние. Таким образом, он скоро будет дома. Или сможет быть.

Рекомендация освободить Вадика К., стало быть, опережает ход событий.

Рекомендация об оправдании Вадима К. свидетельствует о незнании закона, но это куда ни шло. Она содержит и недопустимое внутреннее противоречие. Рассказывают, что знаменитый русский дореволюционный адвокат Плевако, защищая попа, которого судили за кражу, не проронил в течение всего судебного разбирательства ни слова, хотя по ходу дела положение его подзащитного становилось все более тяжелым. Когда разбирательство закончилось, Плевако, обращаясь к присяжным, сказал: «Он не раз прощал вам ваши прегрешения. Простите и вы ему его грех». Вердикт присяжных был: «Не виновен».

Советскому уголовному процессу подобные иррационально-эмоциональные блестки не нужны и чужды. Если вина подсудимого доказана, суд не может оправдать его. Он не может признать виновного невиновным. Формула: «Вадим К., виновный в убийстве по неосторожности такой-то, признан судом невиновным в предъявленном ему обвинении и по нему оправдан» — с точки зрения советского уголовного процесса нелепа. Включающий такую формулу оправдательный приговор был бы немедленно опротестован прокурором и отменен вышестоящим судом.

Другое дело, что суд, признав подсудимого виновным, может осудить его условно или же применить более мягкую меру наказания, нежели указанная в соответствующей статье кодекса. Уголовный кодекс включает тщательно продуманный перечень смягчающих обстоятельств. Наличие нескольких или одного из них может обосновать смягчение ответственности. И вот — не везет же нашему Вадиму! — из всего перечня смягчающих ответственность обстоятельств к его ситуации, как на грех, подходит только одно. Правда, он совершил преступление впервые и вследствие случайного стечения обстоятельств. Однако закон признает такую ситуацию смягчающей лишь в связи с преступлениями, не представляющими большой общественной опасности. Вадим совершил преступление под влиянием сильного душевного волнения. Однако закон принимает это во внимание лишь в случае, когда волнение вызвано неправомерными действиями потерпевшего, и т. п. Таким образом, к делу Вадима К. подходит одно только «чистосердечное раскаяние», но и здесь...

По Указу Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 года «совершение преступления лицом, находящимся в состоянии опьянения, является обстоятельством, отягчающим ответственность». В деле Вадима К. раскаяние «столкнулось» с бесспорным и весьма печальным фактом — фактом убийства им старой женщины в состоянии пьяного беспамятства. Так что же, может быть, чистосердечное раскаяние способно погасить все, в том числе и это? Ответ на этот вопрос нам дает сама жизненная практика. Человек, наломавший в пьяном виде дров, придя в себя, раскаивается всегда. Я не хочу сказать, что такому раскаянию всегда грош цена. Очень часто оно бывает как нельзя более чистосердечным. И в то же время опрометчиво поступил бы тот — это относится и к законодателю, и к суду, и к нам с вами, — кто, основываясь только на раскаянии, отказался бы строго взыскать за «наломанное». Как часто такая доброта впоследствии оборачивается наклонной плоскостью, по которой несильный человек неизбежно катится вниз! Говорят, что человек, твердо решивший выпить только одну рюмку, пьет вторую под влиянием первой. В одном из читательских писем тезис о невиновности Вадима аргументируется так: «Конечно, это виновато вино, но ведь он был так пьян впервые». Но разве из этого должно проистекать прощение? Плачевный опыт, возобновляющийся десятки, сотни и тысячи раз, учит другому: прощение одного пьяного безобразия есть предисловие ко второму. Вот уж где полностью применима на вид суровая, а на самом деле очень добрая истина: «Жалеть — значит не жалеть».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.