С Маяковским я в личной жизни общался мало, в основном знал его по совместной работе в его пьесах. Поэтому редкие встречи вне театра особенно сохранились в памяти. Помню, ватагой молодых друзей-артистов" мы пришли как-то в гости к Маяковскому, жившему тогда в районе Мясницкой. Мы были увлечены в то время чечеткой, и Владимир Владимирович необыкновенно старательно разучивал вместе с нами этот матросский танец. Па ему упорно не давались, и он сосредоточенно морщил лоб и неистово курил.
Летом 1921 года я с молодежной группой отправился в гастрольную поездку по Украине. В Москву я вернулся с высокой температурой, еле дошел с далекой товарной станции к себе на Остоженку. Брюшной тиф, затем воспаление легких... Мать буквально вытащила меня из страшных и цепких лап смерти. Я медленно выздоравливал и был горд, что обо мне справляются и беспокоятся Маяковский и Мейерхольд.
Пока я путешествовал и болел, пришел нэп. В театральной жизни, как и во всей московской жизни, ощущалась перестройка на новый лад. Нэп был тяжелой порой для профессионального театра. Ловкие конъюнктурщики убрали из театра Мейерхольда. Мне пришлось работать в этот период в разных московских театрах.
В Московском драматическом театре я сыграл Тихона в «Грозе». На генеральной репетиции, когда собралась «вся Москва», я играл как на крыльях. И вот я уже давно кончил свою сцену и ушел за кулисы, как вдруг прибегает мой товарищ.
– Игорь! – говорит он. – Тебе аплодируют! Как ты ушел со сцены, с тех пор и аплодируют.
Я рассказываю вам, молодым, об этом случае не только потому, что это был для меня особый и неповторимый успех в моей жизни. А прежде всего потому, что это был успех молодости, успех веры людей в дальнейший путь молодого актера. Если бы я сыграл эту роль позже, я бы не имел и половины такого успеха. Этим рассказом мне хочется воодушевить вас. Сделайте что-нибудь от души, самозабвенно! Молодости должно быть свойственно смелое дерзание! Утверждайте себя!
Если успех в «Грозе» не повторился за всю мою жизнь, то не повторился и успех в «Рогоносце», поставленном Мейерхольдом при Государственных Высших театральных мастерских, которыми он руководил. Мне был 21 год, но я сомневался, выдержу ли эту роль физически. Три акта взрывов восторга, потрясений, бешенства, буйных, страстных монологов. Где взять голос? Можно умереть от разрыва сердца, играя этот спектакль...
Успех был ошеломляющий. Разразившись бурей аплодисментов, зрители, особенно студенты, молодежь, бросились на сцену и качали нас, начиная с Мейерхольда.
Больше меня никогда не качали, даже в театре Мейерхольда...
После триумфа «Грозы» и «Великодушного рогоносца» я не мог избежать некоторого головокружения от успеха. На этом взлете меня постигла катастрофа. Ухаживая за моей двоюродной сестрой, заразилась сыпняком и умерла мама. Горе мое было велико, так как я был в то время как бы неотделим от матери. Она сделала все, чтобы не потерять меня, когда болел я: своими слабыми руками переворачивала меня в постели, сидела бесконечными ночами над моей кроватью – и победила. А меня жизнь звала на улицу, в «Эрмитаж», на пляж, в театр, и я не смог пожертвовать одним месяцем, чтобы беззаветно ходить за ней... Правда, я ухаживал за матерью, бегал за докторами, достал ей сиделку. Но потом, вспоминая мать, я задавал себе вопрос: все ли я сделал для нее? – и должен был ответить: нет, далеко не все...
С годами я стал все больше и больше задумываться о своей вине, о жестоком эгоизме юности. Но теперь уже ничего не воротишь и не исправишь...
Сезон 1922 – 1923 годов стал для меня знаменателен тем, что я был приглашен сниматься в фильме «Аэлита» по роману А. Н. Толстого, где мне поручили комедийную роль сыщика. Это был первый фильм режиссера Я. А. Протазанова в только что организованном акционерном обществе «Межрабпом – Русь».
Работа в немом кино увлекала меня главным образом свободой импровизации. Декорациями для меня, актера, служил в кино весь реальный мир. Я играл на крыше вагона, на радиаторе движущейся машины, на скачущей лошади, играл, плавая в воде. Мало того, силой техники я легко мог подать зрителю игру одного моего глаза, одной брови.
В фильме «Закройщик из Торжка» моей партнершей была юная Марецкая, впервые снимавшаяся в кино. О моем герое в этом фильме не без лихости писали в рекламных листовках: «Красив и юн, не чужд культуры, диктатор в девичьих сердцах, есть что-то властное в натуре и мудрость скрытая в глазах». А я играл бесшабашного, простецкого малого, не без хвастливости и показного геройства. Ходил он у меня ловкой походкой на кривых ногах.
У меня появился вкус к некоторым кинематографическим трюкам, в частности к замедленной и обратной съемке. Никому, например, не приходило в голову, что в «Процессе о трех миллионах» я не взбирался по веревке под купол, а скользил по ней с купола вниз. Поиски чисто внешней формы в комедийном жанре настолько привлекали меня, что мне даже прозвище придумали – Игорь Трючкин. По-моему, пошло это от Юлия Райзмана: тогда он был помощником Протазанова.
На съемках фильма «Закройщик из Торжка» мы хорошо «спелись» с А. П. Кторовым. Это был его первый фильм. Потом мы снимались в «Процессе о трех миллионах» и в «Празднике святого Йоргена». И всегда легко и быстро договаривались и понимали друг друга.
Почти все натурные съемки фильма «Процесс о трех миллионах» проходили в Ялте и ее окрестностях. Оказалось, что не так просто найти рваный костюм для Тапиоки, чтобы он выглядел естественно. Свои лохмотья я приготовил сам. пользуясь камнями на пляже. Этот костюм сыграл со мной неважную шутку. После съемок у Воронцовского дворца я, не снимая костюма, поехал в Ялту один. На портовом базарчике один из торговцев вообразил, что я украл у него кусок брынзы. Сначала я обрадовался, что меня принимают за настоящего вора, но когда меня повели в милицию, попытался доказать, что я артист. Документов у меня не было, мне не поверили. Хотели отправить в Симферополь, но тут позвонили с кинофабрики. В общем, один «привод» у меня имеется.
Почти одновременно с «Процессом о трех миллионах» я снялся в «Месс-Менд», а потом подряд еще в нескольких фильмах. Я мечтал не только играть в фильме главную комедийную роль, но и участвовать в его режиссуре. Но мне не удалось получить необходимые возможности для серьезной работы над кинокомедией. Я вернулся в театр, к Мейерхольду, и скоро, к нашей общей радости, в театр пришел и Маяковский. Снова окрылила меня роль Присыпкина в пьесе «Клоп» Маяковского.
– Вы должны обязательно послушать, как читает пьесу сам Маяковский, – сказал Мейерхольд.
Маяковский читал роль Присыпкина в своей обычной манере монументальной безапелляционности и торжественного пафоса.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.